– Что это у тебя с лицом? Ты весь в царапинах.
Протянув руку, она коснулась моей щеки, оставив в воздухе запах великолепных духов.
«Фиалки», подумал я. Так они не Наташины, а её!
– Где ты весь так оцарапался, чудик, спрашиваю? – Повторила она свой вопрос.
– У меня, между прочим, имя есть, -буркнул я, потерев царапины.
– И как же нас зовут? – Улыбнулась она, весело сверкнув глазами.
– Лео…Лео.
– Лео -Лео? Что это за имя! – Засмеялась она.
От этого ее взгляда сердце моё подпрыгнуло и рухнуло, закатившись под желудок.
– Не Лео-Лео, а просто Лео! – Пробормотал я.
– Лео, это видимо прозвище, да? – Улыбнулась она. – А как тебя по –настоящему зовут – Лев?
– Почему Лев? Леонид.
– О-о, как царя спартанцев! – Засмеялась она.
От этих слов я весь покраснел от макушки до шеи. Циля, покопавшись в кармане олимпийки, вдруг вытащила из неё платок и, послюнявив его, приложила к царапинам на моей шее и на лбу:
– Щиплет? –Спросила она.
– Да, – поморщился я
– Так с кем –то подрался, царь спартанцев? –Спросила она. – С персами?
– Причём тут персы? Нет. Просто я шёл ночью, а меня ветки в лесу поцарапали.
– Кто же ходит ночью да ещё по лесу? Ты лунатик?
– Почему лунатик? Я не лунатик. Просто так вышло.
– Ладно. Пошли в дом, помажу тебе царапины. – Сказала Циля.
И она пошла в дом своей умопомрачительной спортивной походкой.
– А не больно будет? – Спросил я её вдогонку.
– Детский сад, ей богу! – Засмеялась она, оборачиваясь и показывая белые зубы.
Я пошёл за ней. Её с подругами домик стоял в сосновом бору, заботливо прикрытый сверху лапами елей, из-за которых вся крыша была усеяна иголками. Сквозь щель между крышей и водосточной трубой блестела мохнатая от росы паутина, освещённая первыми лучами солнца.
Циля шла впереди, чуть покачивая бёдрами, отчего у меня в животе стал вырастать тяжёлый камень, а перед глазами начали летать мошки. На крыльце с двумя ступеньками лежал мягкий коврик. Окрашенная светло –зелёной краской дверь легко открылась, задев литой колокольчик с поразительно звонким голосом.
В коридоре у девушек стояли три пары резиновых ботиков и кроссовки. Под жестяным абажуром нервно мигала лампочка. Её синкопическое горение по ритму напоминало гудмановский джаз.
В комнате, куда она меня привела, пахло теми же духами, что и от Цили на улице. На столике у зеркала я увидел флакончик каких -то духов фиолетового цвета, но прочитать их названием я не успел. Подведя меня к стулу возле кровати, Циля легонько толкнув на него, усадила. Затем достала из тумбочки одеколон с ватным диском и начала протирать царапины и синяки у меня на лице. Перед тем, как начать мазать, она сказала: "держись!" и принялась за дело. Когда её запястье нечаянно коснулось моего носа, моё сердце снова так ухнуло вниз, да так, что я инстинктивно ухватился за её бёдра.