Далее наступил современный период якутского кино, когда ежегодно выходит больше 20 фильмов всех жанров, от авторского артхауса до хорроров, от документального расследования до ненарративного фильма-перформанса. Якутское кино работало не только как индустрия, но как целая институция, взращивая вокруг себя множество автономных киноначинаний – от кинофестивалей и киноклубов до творческих лабораторий, которые стали своеобразным мостом между внутренней и внешней кураторскими активностями. Именно этот процесс и сформировал так называемый феномен якутского кинобума, который в последние годы будоражит не только синефилов из России, но и кинематографистов и зрителей со всего мира.
Спустя время кажется понятным, что кино само по себе не является самоцелью, что каждый фильм – это своего рода заявление и манифест небольшой нации, в какой-то момент решившей сделать кинематограф средством борьбы за свою идентичность. Активная экспансия кинематографа Саха в федеральные киносети, фестивали и медиа лишь подтверждает этот тезис. Но, чтобы детальнее понять причины такой тяги к визуальности, разобрать контексты, спрятанные между строк, и попробовать выстроить правильную хронологию и терминологию вокруг кинематографа Саха, нужен коллективный опыт. Почему именно коллективный? Потому что это стержень якутской культуры – коллективный опыт и самоотверженность в достижении экзистенциального смысла сохранения самих себя с помощью кинокамеры. Без коллектива философов, кураторов, режиссеров, драматургов, исследователей, актеров и других деятелей культуры кинематография, лишенная какого бы то ни было бюджета, существующая только на внутреннем импульсе, не могла бы выжить при аудитории в 400 тысяч зрителей. Еще одним участником этого коллектива является, конечно, зритель, чья вовлеченность и желание идентифицировать собственную самость в кадре перебороли эскапистскую силу голливудского кинематографа и массированную кинорекламу русскоязычных фильмов, спонсируемых государством. Этим коллективным опытом и стала книга «Якутское кино. Путь самоопределения», куда вошли тексты ведущих якутских антропологов, историков кино, культурологов, кураторов и действующих кинематографистов. Интервью с культурными акторами республики, которые от первого лица рассказывают нам о мотивах и практиках своей работы, также побудили к написанию этой книги. Для меня как свидетеля становления якутского кинематографа, как человека, имеющего корни в народе саха, это была возможность предоставить пространство для авторов, напрямую связанных с республикой или являющихся членами сообщества. Поэтому было принято решение не использовать кинокритические или исследовательские тексты российских критиков и профессионалов кино. Хотелось уйти дальше от поля интерпретации и придать книге документальный формат, работать со свидетельствами и саморефлексией представителей культуры. Отсюда и форма, в которой существует финальный вариант сборника: это и академические анализы, и личные поэтические эссе, воспоминания и интервью. Но в этой сложной на первой взгляд логике есть взаимосвязь и собственный нарратив. Рассматривая судьбу якутского кино как практический кейс, который может быть перенесен на другие культурные среды, важно понять детали его формирования, нюансы личностей и их решений. Взаимосвязь между темами внутри книги также отражает прямую связь между конкретными персоналиями, что очень важно, учитывая, что вся индустрия строилась на принципах низовой инициативы. В конце книги у нас не будет вердиктов, рабочих схем или предположений. На момент сдачи текста кинематограф Саха снова в центре внимания российской публики. Если раньше это была реакция на кинобум, то сейчас это уже реакция официальных властей, с помощью цензуры пытающихся совладать с той силой, которую они когда-то недооценили. Тут можно привести в пример фильмы «Нуучча» Владимира Мункуева (2021) и «Айта» Степана Бурнашёва (2022). Первому было отказано в прокатном удостоверении, второй лишился права на показ уже после успешного проката и релиза на онлайн-платформах. Якутское кино навсегда останется символом свободы, возможностей, которые даются народу в тот момент, когда он вспоминает свои исторические корни и пытается воссоздать себя заново.