– Да, влюбился, – откровенно объявил Шурец. – Женюсь.
– Где-то я уже это слышала.
– Нет, щас стопудово.
– А со мной что было?
– Ты прикольная…
Кира отвернулась, не могла на Шурца смотреть. Это все, что он в ней оценил? После того, что она для него сделала?
– У меня ел-пил, а на ней женишься, – не удержалась Кира от упрека. – Да еще одежду забрал, которую я тебе покупала.
– Тебе она зачем? – искренне удивился Шурец.
И правда, зачем ей мужские вещи? Не носить же. Или другой мужик придет, будет носить и поминать Шурца?
– У тебя у самого-то че есть, трахторист-вводитель?
Она бы больше сказала. Но истерика ничего не изменит. Шурец посмотрел на Киру пристально.
– Ты никогда не будешь другой, и у тебя нет шансов, – отрезал он.
Кира аж задохнулась от негодования. Он еще будет определять ее шансы – какой-то Шурец!
– А какая я, по-твоему?
– Ты конь с яйцами, – доходчиво объяснил Шурец. – Ты дышать не даешь.
– Иди отсюда к своей белобрысой корове! – Кира с силой оттолкнула его.
– Я буду жить, как хочу. Я тоже другим не буду.
Шурец пошел от нее по дороге. Жигуль взвизгнул, кинулся было к нему. Кира успела схватить за ошейник. Пес вырвался и побежал за Шурцом, виляя хвостом. У Киры защипало в носу, глаза увлажнились. Все от нее сбегают, даже дворовый пес. Она осталась с поводком, на котором некого водить. Кира отвернулась от уходящего Шурца. И не видела, как тот, ласково погладив Жигуля, отправил его обратно к Кире:
– Давай гуляй. Беги к хозяйке…
Правильно, она конь с яйцами, трудяга. Все везет на себе. Вспахивает землю, на которой растут травы и сады. Даша, корова, жует эту зелень. Собирает то, что не сеяла. Но с ней Шурец чувствует себя мужиком. А с Кирой – простой телегой, которую тянет конь. Кире без телеги плохо, ей надо тянуть какой-то воз. Без этого она страдает. Трудности – ее стихия.
Кира пришла с собакой домой. Ее взгляд уткнулся в магнит на холодильнике «Сладкая жизнь фигуру не портит». Они с Шурцом часто по ночам ходили «на поиски еды». Доставали из холодильника варенье или сгущенку, мазали на общий кусок хлеба и кормили друг друга. Неужели это все можно так быстро и бесследно забыть? И разве только это?
Так стало одиноко. Еще этот Жигуль, расстроенный, лег на Шурцову рубаху. Тоску наводит – предатель. Да позвонила мама Шурца, неслучившаяся свекровь, надавила на больную мозоль.