– Выйди! – велела она стражнику.
– У меня приказ оставаться здесь неотлучно.
– Выйди, я сказала.
– У меня приказ оставаться здесь.
– А свои слова у тебя есть? Можешь сам о чем-нибудь подумать?
Она подтолкнула парня к двери.
– Оставь меня одну, слышишь?
– У меня приказ…
– Кто теперь отдает приказы? Кто тебе приказал остаться?!
Эма указала на Тибо, который, как ни странно, продолжал спокойно лежать, несмотря на громкий спор.
– Вот твой король! Он еще не успел остыть, а ты уже слушаешься чужих приказов! Вон отсюда! Я говорю: вон! Сейчас же! Немедленно!
Эма орала во весь голос. Перепуганный мушкетер не знал, что делать. Вообще-то она права. Как можно ей не повиноваться? До вчерашнего дня ее называли «ваше величество», кланялись ей. Смолкали, когда она проходила мимо. Почему он должен слушаться кого-то другого? Да потому, что боялся точно так же, как все вокруг.
– Убирайся – или я разобью окно, дверь, позову на помощь!
Стражник теребил шляпу с перьями. Эма схватила подсвечник с погребальной свечой, замахнулась, чтобы швырнуть ему в лицо, но тут вошел Жакар со своим псом.
– Мои соболезнования, – произнес он глухим низким голосом так бесстрастно, что это походило на искренность.
Подсвечник полетел в него. Он ловко поймал его на лету рукой в перчатке и, указав подбородком на покойного, спросил:
– Хочешь остаться с ним наедине?
Эма не ответила. Враг номер один прогуливался по дворцу как ни в чем не бывало! Куда все подевались? Все остальные люди? Что стряслось с охраной? Она казалась такой надежной! Неужели за несколько часов все перевернулось с ног на голову?
– Хочешь остаться с ним наедине?
Эма молча взглянула на Жакара. Смертельная усталость написана на его красивом лице. От него веяло силой и несгибаемой волей, такой естественной, как гроза в августе или метель в декабре.
– Даю тебе две минуты. Потом придут прощаться другие, – сказал Жакар, вернув Эме подсвечник. – Всего несколько избранных. Зрелище грустное. Не собираюсь продлевать мучение.
А как же тысячи подданных, которые захотят воздать почести Тибо? Эма хотела возразить, но Жакар опередил ее:
– Свечи уже догорают, сама видишь. Две минуты.
По традиции усопший находился в Траурном покое до тех пор, пока не догорят свечи, но эти свечи как будто обрезали на три четверти. Пламя пожирало их с необыкновенной быстротой. Жакар вытолкнул мушкетера и вышел сам. Через массивную деревянную дверь Эма услышала, как Жакар обозвал мушкетера дураком.