25 оттенков личного. Избранная проза и поэзия о многогранности человеческого опыта - страница 16

Шрифт
Интервал


За солнцем

Когда я впервые оказался в Весьегонске, город переживал очередное изменение уровня воды в водохранилище.

Я увидел томительно медленно, гордо и обречённо уходящую под воду вершину колокольни. По неширокой, едва выступающей из воды косе я прошёл вперёд – и вдруг почувствовал, что вот – разлив, вот – верхушка храма, вот – я, и больше никого нет. Там, на дне, где подножие ушло в ил и маячат тени полуразрушенных провинциальных строений, стоит серо-коричневый полумрак.

Мне подумалось, что я для этого и шёл сюда, что надо рассказать об этом поглощённым повседневными своими заботами людям… И тут же понял, что уж кто-кто, а они-то всё это носят в себе.

Они строили этот город. Они молились в этом храме. Они, наверное, ждали, когда… И мне показалось, что кто-то уже идёт сюда, чтобы принести к подножию этого храма свои мысли, сомнения. Почему сюда? Наверное, потому, что всё однажды совершённое не может и не должно исчезнуть и в тяжёлый час восстаёт из прошлого, чтобы соединять мысли поколений.

Пролог

Осенний день моросил дождём:
Казалось – пепел из туч.
Просёлок хлюпал под сапогом
Версту – и другую версту.
Волной перекатывалась земля
С седою пеной лесов на хребте,
И «газик» выписывал вензеля
Вокруг колдобин по мокроте.
Тихий был,
тихий,
тихий день,
Дым озябающих деревень.
Шёл человек,
и пела вода,
Знал
куда —
и не знал куда.
Шёл человек,
Шёл.
Пах он дымком
Сёл,
Пах он бензином, дорогой, дождём.
Шёл человек,
Шёл.
Был он за этим на Землю рождён —
Чтобы идти.
Был бы так жаден до правды твой взгляд,
Так же вот прямо, не глядя назад,
Шёл бы и ты,
Шёл бы и шёл
Мимо плетней, мимо каменных школ,
Мимо заборов с рычаньем собак,
Мимо
Запахов тёплого хлеба и дыма.
Точно вот так,
Как он.
Как он, глубоко и спокойно дыша,
Зная в душе, как Земля хороша,
Зная, что нечего ночи отнять,
Зная, что утром в дорогу опять.
Тихий.
Тихий был,
тихий день.
Дома озябающих деревень
Сидели вдоль улицы, как старики,
Дымили кирпичными трубками труб,
И таяли жиденькие дымки,
И стыли морщины
у глаз и у губ.
Вечер осел,
голубея, серея.
Дождик без устали сеял и сеял.
Дом был знакомым, как сотни, в лицо.
Путник обтёр о траву каблуки
И осторожно взошёл на крыльцо.
Дверь проскрипела. В сенях – ни души.
Снял сапоги и пристроил в углу.
Дверь приоткрыл.
На дощатом полу
Коврик постелен от двери к столу.
Ходики тихо, как в детстве, стучат.