Он почувствовал, как начали застывать ноги, и в отчаянии стал озираться по сторонам. Какая огромная вокруг пустота, и – ничего, что могло бы обещать защиту.
– Всё? Конец!??
– Тебе это кажется настолько невероятным? – голос её теперь, когда он перестал цепляться за спасительное неверие, звучал успокаивающе, совсем ласково. – Полно. Много раз ты задавался вопросом: как это бывает; и теперь, когда настала пора узнать, тебя что-то смущает? Ужели тебе не хочется испытать, что это такое? Поверь: ощущения очень сильные, таких у тебя не бывало; сильнее всего, что встречалось в жизни.
– Это.., нав-верное,.. ужасно неприятно, – дрожь, извечная спутница страха, зародившись где-то в районе желудка, усилилась настолько, что он начал непроизвольно заикаться.
– Вовсе нет, абсолютно умозрительное заблуждение… но, если даже и так, так ведь только раз, единственный. Разве не любопытно? Человек стремится познать всё.
– Я… б-боюсь этого.
– Вполне естественно, и… совершенно напрасно! Не нужно бояться…
– Да!?. Ну ты даёшь… от-ткровения. Как бы это… ещё ус-строить… обкуриться гашиша… м-может!?
– Совсем необязательно обкуриваться гашишем, – деликатная поправка в грамматике и строгий тон придавали словам весомости, – равно как и использовать для создания душевного псевдоравновесия другие природные алкалоиды… или синтезированные вещества эйфорического, гипнотического, галлюциногенного действия. В момент смерти у многих видения появляются сами по себе, у тебя они должны быть прекрасны, – в подтверждение она грациозным жестом балетной примы провела рукой от лица вниз до полы халата и вытянула кисть в его направлении открытой ладонью вверх.
Он увидел исходящее от её фигуры ангельское сияние, каким его могли представить себе в равной степени и праведник, и закоренелый грешник. Крепко зажмурившись, он исключил возможность восторгаться прекрасным видением, а когда решился открыть глаза, всё было как прежде: она стояла на своём месте, опустив руки в карманы халата.
– Неубедительная п-презента-ация…
– Хорошо! Обратись к своим чувствам: боль, ломота в уставших мышцах, не хватает воздуха, будто на тебя навалили двойной матрас. Ты хочешь, чтобы так было и дальше, и… всегда? Вряд ли, – ты этого не хочешь. В последний миг исчезнет боль, ты испытаешь блаженство. Это – блаженство от расслабления мышц после непомерной работы, на которую тебя с бестолковым упорством толкает жизнь. Ты как маленький ребёнок уцепился за длинный её подол и никак не желаешь оторваться. А она уже не чувствует тебя, забыла и тащит за собой по шероховатой земле среди жёстких камней. Уже нет сил держаться, задеревенели пальцы, отвратным оскалом исказилось лицо, – плавным движением она очертила овал – и воздух над кроватью замерцал округлым призрачным зеркалом, в котором он увидел всего себя под морщинистой, влажной от пота простынёй. – Какой жестокостью она платит тебе за рабскую преданность! Страшно смотреть! Брось её, отдохни, обратись ко мне. Я успокою тебя, обласкаю, и мы никогда не расстанемся.