– Как ты себе это представляешь? Скоро обход, сюда обязательно придут.
Чуть ироничная улыбка и слегка ехидный прищур стали ему ответом:
– Не переживай, не хватятся! Захочешь – вернуться успеешь всегда.
– А как мы объяснимся с дежурной?
– А мы выйдем здесь!
– Третий этаж!
– Пустое. Позволь – я обопрусь о твою руку.
Он протянул ей руку. Она охватила его ладонь нежными длинными пальцами, заглянула в глаза, словно блеснула зелёными жемчужинами, и ободряюще улыбнулась:
– И всего-то-навсего.
Он хотел вскрикнуть, выдернуть руку, но не успел. Перед глазами вспыхнули яркие жёлтые и зелёные полосы, набегающие, как на экране старинного синематографа. На мгновение исчезло ощущение тяжести и потом всё прошло. Под ногами была твёрдая почва, со всех сторон звучали птичьи голоса. Под горячим солнцем от непросохшей земли, валежника, прошлогодней листвы поднимались дрожащие волны прозрачного пара. Меж стволов плыл одуряющий запах распускающейся черёмухи.
Он огляделся: вокруг был лес, перед ними лежала заветная поляна. Он облегчённо вздохнул и впервые за утро улыбнулся.
Привалившись спиною к огромной сосне, отдался во власть безмятежно-радостного настроения. Яркий горицвет поражал его воображение, от сильных лесных ароматов плыло зрение и раздавалась звенящая мелодия в ушах. Шершавая сосновая кора оказалась неожиданно мягкой и по-матерински тёплой, в её прохладные трещины интересно проваливались пальцы, на которые охотно налипал жидкий, горький янтарь. Взгляд с любопытством останавливался на оленьих окатышах, гладких, отмытых талой водой и высушенных ветрами и солнцем.
Из цветков медуницы он высасывал нектар, откопал и пожевал клубеньки гусиного лука. Наткнувшись на суетливый муравейник, положил в него обмусляканную палочку и потом долго сосал её, наслаждаясь острым привкусом.
Что происходило с ним, он не смог бы объяснить. Все чувства проснулись с первозданной остротой. Он словно познавал мир заново, переживая забытое детство. Впрочем, так бывает всегда, когда после долгой зимы впервые приходишь в весенний лес.
Прошёл час, полтора, а может быть гораздо больше – он потерял ориентир во времени. Наконец его личность вернулась в рамки возраста, но близость детства не потерялась. Просто время не распадалось: так было раньше, так есть теперь, так было всегда. Ничего не изменилось, так о чём же грустить?