Грант еще не успел как следует насладиться «Рейбийской Розой», как ему доставили пакет от Марты с достойнейшим из достойных развлечений, ибо именно так определял историю причисленный к лику святых сэр Томас Мор.
К книге была приложена записка. Знакомый Гранту размашистый почерк.
«К сожалению, сама зайти не могу, очень занята. Кажется, М. М. сдается, и я получу роль леди Блессингтон. В магазинах Томаса Мора нет. Я пошла в библиотеку. Не понимаю, почему никто не пользуется библиотеками. Наверное, думают, что там книги рваные и грязные. Эта чистая и почти новая. Ее дали ровно на четырнадцать дней. Звучит похоже: «Присуждается к…» Хочется верить, что Горбуну удалось притупить иголки. До скорого. Марта».
Книга действительно была «почти новой», но не новой. Гранту сразу не понравился шрифт, а солидные параграфы едва не испугали. Но он пересилил себя и отважно приступил к штурму первоисточника «по делу Ричарда III».
Опомнился он примерно через час, ощущая странную неловкость, и причиной тому были не новые факты, а неожиданное для Гранта изложение событий.
Он плохо спал по ночам, долго не засыпал, все время что-то обдумывая, но, бесконечно утомленный заботами, изредка все же забывался дремой. Не знающее покоя сердце то замирало, то бешено стучало в висках, то, мешая дышать, подкатывало к горлу, и тогда у него в голове возникали страшные картины самых гнусных его преступлений.
Все правильно. Но стоило Гранту прочитать, что Томас Мор «узнал сие от постельничего», как на него повеяло запахом сплетни. Самодовольный комментатор, сам того не ведая, заронил в сердце Гранта пока еще слабую симпатию к истерзанному ночными кошмарами человеку. Убийца будто бы возвысился над тем, кто решился писать о нем.
А такого быть не должно.
В самом деле удивительно. Ну какая неправда может быть в сочинении Томаса Мора, уже четыре столетия почитаемого за свою честность?
Ричард, чей образ воссоздал Томас Мор, был как раз таким, вспомнил Грант, каким он представлялся старшей сестре – человеком с истощенной нервной системой, одинаково способным на великое зло и великое страдание. «Он не знал покоя и тогда, когда чувствовал себя в безопасности. У него были бегающие глаза, одежда монарха прикрывала доспехи воина, из рук он не выпускал кинжал, а выражение лица и любое движение тела выдавали в нем человека, постоянно ждущего нападения».