И не успел он
договорить, как в него попал ослепляющий луч света. Демон, отлетев
на добрых метров семь, завалился на бок. Поднявшись, он подобрал
оторванную левую руку и прыжком скрылся в чреве портала.
Хвостов поднял взгляд на
хмурого Бельгинского. Со всех сторон, куда ни глянь, спешили
паладины, врубаясь в толпы демонов и вытягивая раненных товарищей.
Старый охотник, прежде чем упасть в обморок, протянул свою
изуродованную руку паладину, и прохрипел:
- Не дай мне… умереть… там…
Гриша… - и свалился в песок, пропитанный его и демонической
кровью.
***
- Р-раааа, - рычал
Гриша, кидая свой телефон в стену, из-за чего тот разлетелся на
части. Парню хотелось рыдать и кричать, убить кого-нибудь, а лучше
не кого-нибудь, а того демона. О, да, найти, а затем убить.
Не желая ничего видеть и
слышать, игнорируя просьбы друзей успокоится, тот, закрывая рукавом
лицо, выбежал на улицу и упал лицом в траву, на которой лежали
хлопья снега. Холодный снежок остудил пыл парня, намеревающегося
сейчас же лететь в Египет, дабы увидеть деда.
Как он мог так рисковать?
Почему он просто не ушел? Это все из-за товарищей? А как же Гриша?
Он что, его не любит, хотел оставить одного в этом опасном мире?
Нет, это не дед виноват, это все виноваты паладины, которые не
спешили на помощь.
Точно, это все Бельгинский, он
хочет славу Андрея Хвостова. О, за это Гриша убьет его сына,
размажет по стенке, а затем высосет душу самым черным ритуалом,
который существует, а потом достанет и его отца.
Гриша сел, взял в ладони снег
и вытер им лицо. Это не его мысли, ведь именно сейчас Гриша точно
знал, что никто, кроме демонов в увечьях деда не виноват. Вспоминая
тот момент, когда Андрея проткнули мечом, Гриша снова заплакал.
Горячие слезы жгли замерзшие
щеки, но Гриша ничего не мог с собой поделать. Он снова лег на
холодную мокрую земли и стал лежать. Плевать он хотел на простуду.
Если дед погибнет, то и Гриши незачем жить. У него больше никого не
будет. Никого.
- Да, никого… а как же я? –
раздалось в голове у парня. Голоса в голове это уже точно
перебор.
- Никакой я не перебор, -
ответил голос, и он смутно напоминал Грише его собственный. Только
какой-то ехидный. – Пойдем, перетрем.
И тут Гришу закрутило и
завертело, он упал на траву, а затем наступила тьма.