Яшка сделал такое выражение
лица, а-ля «что же тут поделаешь». Гриша лишь вежливо кивнул, таких
проблем, как у Яшки, с женским полом не имея. Это же надо было
додуматься. Если бы Грише дали выбор между двумя вариантами, где в
одном надо поцеловать девушку с характером Лины, а в другом
прыгнуть в яму, кишащую гремучими гадюками, то он бы спросил: «а
можно щучкой?».
***
А вот и Египет. Спустя час,
отведенный на посадку, проверку багажа и документов, и остальную до
безумия скучную волокиту, Гриша на машине, пригнанной Леонидом
Афанасьевичем, мчался в направлении больницы, где сейчас проходил
лечение Хвостов-старший.
Больница представляла комплекс
из трех-четырех зданий различной высоты, связанных между собой
мостами-переходами. Два комплекса возвышались над остальными, на
одном из которых была какая-то надпись, вероятно, название.
Возвышающиеся бетонно-стеклянные гиганты были практически
идентичны, если забыть про надпись на одном из них.
Внутри, в принципе, все было
так, как Гриша себе представлял: белая плитка, железные лавочки,
холодный свет ламп и все в этом типичном больничном духе, в том
числе и этот самый дух. В приемной сильно пахло каким-то сиропом,
вероятно, кто-то пролил.
Леонид Афанасьевич, показав
подошедшей медсестре какую-то бумажку, объяснил ей что-то на
арабском (к сведению, призрак знал около тридцати языков, в том
числе латинский и шумерский), а затем они с Гришей проследовали к
лифтам.
Очутившись в кабине с
зеркальными потолками, Гриша долго прилизывался, глядя на то, чтобы
рога не было сильно видно. Благо, те не были большого размера,
поэтому не сильно выпирали. « Пресвятые бесы» - думал он, так и
эдак поправляя кепку.
Наконец, лифт, пикнув,
остановился на восьмом, последнем этаже. Дворецкий вышел вместе с
парнем из кабины, и, пройдя по прямому коридору, очутились у палаты
номер восемьдесят восемь. Чернокнижник с минуту смотрел на дверь, а
затем, глубоко вдохнув, резко ее открыл, входя в белоснежную
палату.
Зайдя, парень сразу заметил
его. Сложно было не заметить двухметровую фигуру в синем халате и
тапочках, стоящую прямо у окна. Дед обернулся и развел руки для
объятия.
- Ну, внучок, иди, обними
деда! – пророкотал Андрея, белозубо улыбаясь.
- Что… - у Гриши защипали
глаза и только усилием воли он не дал слезам скатиться.