Кент Бабилон - страница 10

Шрифт
Интервал


Увы, любовь прошла!

Всьо-аддам-есльы-тебьа-этта-ащасльывьыт…

Любовь – величайшее заблуждение человечества.

Глупость.

Мыльный пузырь.

Идолопоклонничество.

Не изживаемый пережиток нашего языческого прошлого.

Каждый смертный – от правителя до нищего – прошёл через это.

Любовь! – что может быть глупей, наивней и смешней?

Озноб, лихорадка – естественная реакция организма на заражение. Душераздирающий крик – реакция на неимоверную боль.

Любовь – это безусловный рефлекс организма на красоту.

…«Спасёт ли мир красота?».

С таким же успехом задам тебе вопрос:

Спасёт ли мир мишура? Уберегут ли мир тонкие золочёные нити, эти ёлочные украшения, хрупкая позолота, внешний лоск?

Красота – мишура.

Точёный носик, гордо вскинутая бровь, губки-вишенки, зубки-яхонты – как витийствуют поэты…

Красота – до первой бородавки. До первой проклюнувшейся волосинки над губой – предвестника старушечьих усов – под точёным носиком. До первой морщинки на щеке, до первого второго подбородка. Промчится время – облетит позолота, погаснет любовь.

Ах, извини, читатель!

Мир спасёт не красота плоти? Мир спасёт красота души?!

Такая же мишура. Как и телесная. Широкие улыбки, душа нараспашку:

– Прошу вас – проходите!

– Только после вас!

– Нет, сначала вы!

– Нет, вы…

До первой давки у буфета, до первого взрыва на стадионе или в метро.

Хотя, какой там взрыв?!

Не нужно ни взрыва, ни давки на входе.

В безлюдном коридоре – новый Добчинский услужливо забежит вперёд Бобчинского, дабы растворить пред оным дверь. Молвит с подобострастием: «Сделайте, Пётр Иванович, одолжение – пройдите первым!». Пропустит и даже любезно подтолкнёт Пётра Ивановича вперёд, не забыв подставить при этом откровеннейшую, всепрощающую ножку. И лишь тогда, – выказав непременное почитание соискателю, – перешагнёт чрез его распластанное тело.

Всьо-аддам-есльы-тебьа-этта-ащасльывьыт…

Феномен этой музыкальной головоломки заключался в том, что, когда она звучала на фоне битловского «Бабилона», то воспринималась – со стороны! – как весьма симпатичный мотивчик. И даже более того, – как его, «Бабилона», украшение.

В процессе же непосредственного воплощения головоломки в звук – судорожного всматривания в нотную заумь, непрерывного отсчёта длительностей и дёрганья струн (дутья в саксофон, нажимания клавиш), – уследить за музыкальной мыслью, скрытой в шифрограмме, было невозможно.