Женщины помрачнели.
– Дау нэй же дивчатки, сыроты! Чужа бабка их кормэ и обыхаживае! – возмутилась Манька.
– Так у йих же родна бабка йе!
– Вона, Илья Кузьмич, бильшэ ны можэ работать. У йий сыл на Лиду ны остаеться! – защищала Манька бабушку Зину.
– А ты, Мария? – обратился он к тёте Марусе.
– У мне четыре ребёнок – я одна работать. Тяжело. Карашо – Лида на каникул помогать, а зима она опять школа ходить. Не может я одна кормить такой орава.
– Ны обизательно йии учить. Хай работае! – возразил Сондрик.
– Отец завещал учить, – сказала мама.
– Про отца ны заикайся! – зыкнул он.
В разговор вмешался молчавший до сих пор дед Левченко.
– Да ты, Кузьмич, всё и уладишь. Поезжай в район, объясни всё. Добавь, что она нужный для колхоза человек. Ну, кто тебе прекословить будет?
– Оно, конешно, – польщённый, согласился Сондрик. И, скосив глаза на маленькую, стройную маму, на распухшие, в язвах ноги, вконец расщедрился. – Ладно, ступай додому. Ныдилю отдыха даю. У ныдИлю (воскресенье) у дида Левченка вйзьмэшь ключ от куспрома, убэрэшься и – прыступай до работы. У поныдилок я до тэбэ свою Варвару з заказом отправлю! – и помолчав. – Аз прокурором у районе, думаю, договорымся.
И договорился. Через 35 лет, когда мы начали собирать документы о трудовом стаже родителей, на запросы о пребывании матери в трудармии, приходил один и тот же ответ: «Такая… не значится». Три года доказывали, где она была, что делала, с кем работала, – её не находили.
– Мне, Илья Кузьмич, ещё люди нужны – сама не управлюсь.
– Кого тоби?
– Пусть останутся те же, кто до трудармии работал, я их уже кое-чему обучила.
– То много.
Манька Сапко самоотверженно отказалась:
– Да вы ны волнуйтэсь, Илья Кузьмыч, я скырдовать останусь!
– Мне не меньше четырёх человек надо. Пусть это будет моя сестра Мария, Дуня, Лена и Катя.
– Добро! – решил он. – А пока – марш по мистам! Работа ждэ!
Бабушка Зина с детьми нетерпеливо ждали. Заметив маму, мы ещё издали бросились навстречу.
– Всё пока хорошо… обещал уладить. Подождём, а сейчас дайте выспаться.
– Ура-а! – огласился дом радостным криком.
Когда мама проснулась, оказалось, что болячки на ногах сильно загноились. Одна нога зловеще покраснела. Мы побежали к соседке, деревенской знахарке бабке Василихе. Поговаривали, что она колдунья, но мама в это не верила: