– Как пожелаете. Может, принести вам чаю?
Но она не ответила, лишь еще глубже зарылась в бумаги, хаотично вырисовывая символы, круги, буквы на всём, до чего могла дотянуться. Кон учтиво поклонился и покинул кабинет.
– Когда она закончит, позовите меня, – приглушенно раздалось из-за двери.
Состояние Цереи с каждым годом менялось, что волновало меня и даже пугало.
В нашу первую встречу она была прекрасна. Стройная, статная, со взглядом оленёнка. Я был ещё несмышлёным мальчишкой, бегающим по дворцу от слуг, но образ молодой и красивой Цереи уже отзывался в юношеском сердце. Открытая каждому, она привлекала много внимания на балах: смеялась, шутила, травила байки из жизни простолюдинов, рассказывала о других странах и о том, как много всего можно сделать для народа, используя чужой опыт. Всегда интересовалась наукой, сама являлась талантливым человеком. В столь юном возрасте она взошла на престол и была открыта этой стране, людям и всему миру. А потом всё изменилось… Дворец убил в ней ту жизнерадостность, на смену смеху пришли крики и истерики, и наша юная Императрица замкнулась в себе, посвятив себя полностью бездушным машинам. Её заслуги поистине неоспоримы, но цена у них оказалась слишком высокой.
Сквозь приоткрытую дверь кладовки я наблюдал за ней. Хаосу, истинному хаосу были подвержены её мысли. Она рвала бумагу и сжигала в камине, доставала новую, рисовала на полях книг, на руках. В уголках глаз собирались морщины от напряжения, на столе рядом лежали треснувшие пенсне. Сколько времени она проводит так, сидя одна?
Я вздрогнул. Церея смотрела прямо на меня чернотой ночи. Небесный оттенок её глаз был покрыт пеленой, а волосы, будто наэлектризованные, шевелились, поднимаясь и опускаясь. Я замер, не дышал. Что это за наваждение?
Прошла всего минута, и императрица отвела свой взгляд, продолжив заниматься своими делами, бормотала себе под нос несвязные вещи. Не знаю, какая картина была страшнее – эта или та, в подземельях.
Я активировал дверь в стене и покинул укрытие. Нельзя упустить советника.
Кон де Валь шагал по коридору, стуча каблуками по натертому до блеска мрамору. По очень длинному коридору, обрамленному резными колоннами с золотым тиснением. Звук его шагов отскакивал от стен громким эхом. Полы его серого сюртука развевались в такт шагов. Он достал из нагрудного кармана жилета часы на золотой цепочке и с хитрой улыбкой посмотрел на циферблат.