* * *
Стихи мои! Чертовы карлицы —
вас прятать, любить и бояться,
уродицы – Господи Боже —
родные дебильные рожи.
Вас прятать, бояться, любить,
пороги издательств оббить,
как матерь – пороги лечебниц
с плодом своим тоже плачевным,
со своим дауненком, с кровинкой…
О, чем же я, Боже, провинна?!
Я уже печаталась в казанских газетах, участвовала в телевизионных передачах, делала радиорепортажи, воспринимая все это как часть литературной профессии и получая симпатичные, но маленькие гонорары. А зарплата за несколько уроков в день (литература-история) в спецшколе была столь велика (платили большие надбавки «за вредность», как и в золотой кассе, кстати), что ее хватало на книги, пластинки, подписные журналы и постоянные поездки с подругой Светланой в Москву на театральные премьеры, выставки и Дни Поэзии. Были и такие дни. И жаль, что сплыли.
А в Казани днем я любила обедать, к удивлению окружающих меня студентов-сокурсников, в ресторане, где мне все казалось и вкусным, и доступным. На свои, так сказать, трудовые. Вечером шла или на лекции в университет или на репетиции в студенческий театр УТЮГ (университетский театр юмора и гротеска). Возвращались мы после занятий или репетиций поздно, почти всегда на такси.
Никаких заработков на такую жизнь ни мне, ни Светлане при таком невиданном для Казани времяпровождении не могло бы хватить. А секрет был в том, что нам помогали… наши мамы. Благодаря им, мы выписывали (на двоих) двенадцать журналов в год, и каждое лето отдыхали то в Прибалтике, то в Гагре, то в Сочи, то еще где-то.
Там тоже повсюду царили невиданные нами доселе сады. И пряно-субтропические, и каменные: строго-скандинавские. И меж них вилась невидимая тропинка, которая и привела меня в результате в мой маленький лондонский сад, непричесанный, чужеликий.
Пришлось воспитывать его: от маленького до большого. Хотя, кто знает, кто кого воспитал в самом-то деле…
ВОСПИТАНИЕ САДА
чугунный день литой отяжеляет взгляд
осотом лебедой не зарастет мой сад
он никому не брат не близкая родня
на воспитанье взят – а воспитал меня
он раньше был нагой а нынче не таков
под розовой пургой опавших лепестков
и в лондонской глуши изведал он – юнец
затмение души затмение сердец
в житейской кутерьме он в мир пробил окно
костюм от кутюрье ему к лицу давно