Каждый раз вытаскивая в очередной раз кастрюлю из холодильника, она говорила: «попробуй только не съешь, я тебе его за шиворот вылью. Тушёнку первый сорт использовал, изверг»!
Вот так шаг за шагом к прежде любимой профессии у меня стало накапливаться отвращение. Но я ещё долго не мог понять, чем стану заниматься, если не буду поваром.
Вообще, оказалось, что возвращение к гражданской жизни не такое уж и радостное событие. Во –первых, жильё. Прежде оно нас устраивало, теперь казалось тесным. Пока мы были детьми, квартира выглядела большой, теперь мы постоянно задевали друг друга.
Обещание мамы съехать от нас, тоже пока не сбылось. По крайней мере, сейчас ей очень хотелось, чтобы я прежде заработал себе на квартиру, или, на худой конец, на комнату. Вечерами за чаем она мечтала о несбыточном, то есть, о том, чтобы я подыскал себе девушку с хоромами, переехал к ней и освободил жилую площадь. Конечно, отыскать невесту с квартирой это было что –то из области фантастики, поскольку богатых невест было единицы, а олухов вроде меня, мечтающих заселиться на их метры, сколько угодно!
Поэтому главный акцент мама делала на поиск работы. Мол, ищи, сын, найдёшь работу, будешь на хорошем счету, а там, глядишь, тебе и квартиру дадут! Её дочь, то есть, моя сестра тоже ей поддакивала. Они обе так загорелись этой идеей, что только об этом, по-моему, и говорили, когда собирались вдвоём. Каждое утро теперь начиналось с вопроса матери или сестры: ты нашёл работу? Они так надоели обе мне этим, что я вместо доброго утра, бормотал, лёжа на своей кровати ещё до того, как они ко мне подойдут:
– Я не нашёл работу. Чао!
И только потом:
– Доброе утро, родственники…
– Недоброе…– Весьма саркастически комментировали они обе моё пожелание.
Но когда они обе уходили на работу и в школу, и я встав, шёл на кухню, чтобы придумать себе завтрак, то тоже понимал: а ведь мать права, надо устраиваться! В доме не было ничего. В то утро, про которое я рассказываю, в холодильнике я нашёл лишь два яйца и полпакета молока. В хлебнице я отобрал у двух тараканов завалящую горбушку хлеба – и всё! Ни круп, ни картошки, ни консервов в доме не было.
От охватившей меня грусти, мне даже захотелось покурить, но заглянув в пачку, я увидел, что и сигареты кончились. Скомкав пустую пачку, я подошёл к окну. Внизу был пруд с кудрявыми ивами, в затейливых кронах которых мне порой мерещились то морда ёжика, то очертания ленивца, державшего в зубах своего детёныша. Когда –то на пруду плавала парочка лебедей. Но с началом Перестройки они исчезли. По-моему их съели. Что ж, нечего удивляться. В магазинах ничего нет, а тут свежая птица.