Там после нападения холопов творился настоящий, ничем не прикрытый бардак. Эти уроды налетели неожиданно и, несмотря на отсутствие как такового сопротивления, начали рубить саблями тех из мужиков, которые не упали на колени при их приближении. Так убили моего отца и ещё четырёх беглецов, которые не захотели или не успели показать проявление покорности.
Казаки наткнулись на наш лагерь случайно и в какой-то мере благодаря устроенной мною стрельбе. Они просто свернули с тракта, чтобы проверить, кто балуется огнестрелом. Так как лагерь был практически на одной линии с местом моего боя, то и наткнулись они сначала на него. Не сомневаясь ни секунды, они уничтожили обнаглевших уродов, которые вздумали буянить на их земле. Закончив в лагере, они отправились посмотреть, кто продолжает стрелять, и встретили ещё трех удирающих от меня холопов, которых и пристрелили, походя. Мама же оставила двух детишек под присмотром соседки, кинулась на мои поиски и очень вовремя появилась, не дав начаться стычке с казаками.
В нашем лагере вовсю распоряжался дядька Акинфей, который был кем-то вроде заместителя моего отца при организации побега. Да, я попал, как и заказывал, в тело сына командира. Пусть отец и был командиром белых крестьян, но тут не подкопаешься – командир же. Так вот, когда дядька Акинфей увидел мои трофеи, которые как раз и пригнали к нашей телеге, стоявший немного наособицу, и коротко переговорил с казаками, то сразу же послал двоих крестьян оприходовать добро. Меня подобный расклад совсем не устраивал, тем более что дядьку я недолюбливал. Чувствовал в нем какую-то гниль. Поэтому я громко, чтобы не сказали, что не слышали, произнес:
– Ну-ка отошли от моего имущества.
Посланные за трофеями мужики остановились, один из них оскалился и ответил:
– Ты на кого голос повышаешь? Мелюзга.
Казаки, которые с интересом за этим наблюдали, только хмыкнули. А я так же громко сказал:
– На тебя и повышаю. Не надо трогать чужие вещи.
Тут вмешался дядька Акинфей.
– Это имущество общины, и это я сказал его разобрать.
Меня такая постановка вопроса взбесила до крайности. В этот раз, не повышая особо голоса, так как вокруг наступила тишина и народ внимательно наблюдал за конфликтом, спокойным тоном начал говорить:
– А где была община, когда убивали моего отца? И где был конкретно ты, дядька Акинфей?