– Куда же оно, по-твоему, делось? – с иронией спросил Барсукот. – Мне даже интересно, как ты будешь сейчас изворачиваться.
– Меня ограбили, – ответил Песец. – Отобрали молоко и чуть не убили.
– Наглая ложь, – сказал Барсукот.
– Чистая правда.
– Кто же тебя ограбил?
– Не знаю. Какой-то зверь. Было темно. На морде у него была маска. Действовал быстро и ловко. Говорил шёпотом.
– Запах? – быстро спросил Барсукот.
– Запах противный. – Песец задумчиво потянул носом воздух. – Такой же, как от тебя.
– Что он тебе сказал?
– Он сказал, чтобы я не вздумал кричать. И что он хозяин ситуации. Ну, то есть примерно то же самое, что сказал мне ты, когда разрезал этот мешок. Потом он потребовал молча отдать ему молоко. Я отдал. Всё-таки жизнь дороже, чем коллекция живописи дубистов. Потом он связал меня и засунул в мешок. Такой же, как этот.
– На что ты намекаешь, Песец? – прошипел Барсукот. – Что тебя ограбил я?!
– Я ни на что не намекаю, – кротко отозвался Песец. – Просто отвечаю на твои же вопросы. Но, если тебе интересно моё мнение, чисто теоретически можно предположить, что в припадке безумия маньяк совершает действия, о которых потом не помнит, не так ли? Например, начитавшись баллад Опушкина, идёт отнимать у мирного зверя птичье молоко, а потом выпивает его и начинает воспроизводить сюжет баллады, ощипывать названных в ней птиц… То есть, грубо говоря, все эти действия совершает его тёмная половина. А светлая половина ничего при этом не подозревает…
– У меня нет никакой тёмной половины. – Барсукоту стало не по себе.
Из подвала послышался едва уловимый шорох. Вот, значит, где притаился Крысун. Барсукот дёрнул ухом и покосился на Песца. Тот ничего не заметил. Мудрый Крысун знал, что у Барсукота исключительно тонкий слух, и посылал этот сигнал, этот лучик добра и поддержки только ему.
– И я помню все свои действия, – уверенно добавил Барсукот.
– Что ж, замечательно. Я за тебя рад. Может быть, раз у тебя нет тёмной половины и ты всё помнишь, ты меня развяжешь? У меня ужасно затекли лапы. Тот зверь, что забрал у меня молоко, оставил меня лежать связанным, но ты ведь не такой, правда?
– А если ты всё-таки врёшь? – Барсукот не знал, как правильно поступить. С одной стороны, ему не хотелось быть своей тёмной половиной и держать связанным невиновного зверя. С другой стороны, не хотелось дать себя обмануть.