Грязный, едва заметный панцирь медового цвета. Сперва опламеняющий мои чувства радостью узнавания огромного, явно редчайшего жука, затем превращающегося в драгоценность, незримо присутствовавшую со мной всю мою легко исчислимую жизнь грядущей находкой. Но после безжалостно погружающий меня в удушающую гарь обезображенных несвершением надежд. Прошлым летом я почти заполучил одно сокровище, таившееся в нашем колодце. Я заметил золотистые чешуйки в поднимаемой из него воде. С большим трудом я вылавливал их. Затем складывал в спичечный коробок. Собирая из них мечту – осчастливить родителей целым коробком золотой пыли. Но неизменно и внезапно золото пропадало, так и не приобретя ни разу ощутимой весомости. Не достигнув никакого иного результата, кроме умножения своих разочарований, я вскоре утратил интерес к сокровищу на дне колодца.
Спустя появление двух жгущих ладони натёртостей и приотворяющей подкожную алость моего тела лучистости царапин, я откопал драгоценный предмет. Цилиндрический, продолговатый, остроконечный. Осознавая сдерживаемые его металлической обёрткой непримиримые с реальностью силы, неизменно стремящиеся истерзать её. Предвосхищая неуёмность её выражения, рвущую нежные покровы наброшенного поверх неё осязания на бессвязность ощущений, погребая их в бестельной податливости своего всеохватывающего уничтожением жара, я очень быстро отринул все посвящённые сокровищу чаяния. Это был снаряд. Самый настоящий. Боевой, неиспользованный. Я осторожно поднял его. И немедленно мою кожу обожгло невоплощенным им страданием. Спешно я отложил снаряд в траву. Робко коснулся металла. Отошёл. Походил, вернулся. И твёрдо решил – мне необходимо два камня. В окрестностях я нашел пень, еще одну палку поувесистей, но ничего каменного здесь не было. Неудивительно, в степи всегда так. Нужно было идти к морю, к усыпанному камнями берегу.