Изосим те же чувства испытал – я это кожей почувствовал. Я на него поглядел умоляющим взглядом – так мне захотелось от него комментарии получить по поводу всего происходящего! Показалось мне, что именно для этого он нашей дорогой и пошёл, чтобы разъяснить мне кое-что про здешний край с его тайнами и суевериями.
Из леса подул теплый июльский ветерок, я живо представил, будто это лес отрыгнул из своего пресытившего чрева дневные ароматы земляники и, настоянной на солнце, болотной ряски.
– Хороший он, говорят, мастер бы, – сказал, наконец, Изосим, – Петюня наш! Могучий! Сказывали, будто б он лошадь из болота за гриву вытянул, да я вот не верю! Думаю, его просто с другим героем перепутали – бароном Мюнхгаузеном? Тот да – вытаскивал, кто ж спорит! Да и болот в наших лесах – кот наплакал. А точнее одно – Бесогонное. Вот ты, к примеру, слыхал про такое?
– Слыхать – не слыхал, – сказал я обиженно. – Но, что может быть – вполне допускаю.
– Про то и разговор… – Изосим звонко пришлёпнул комара на щеке. – Тут места такие: что кажется, а что в действительности существует – сразу не разберёшь.
– Вообще не разберёшь, – охотно согласился я. – Ни сразу, ни потом. Я думал, это только в моей голове происходит. Отец говорит, мол, у тех, кто много книжек читает, в конце концов, весь мозг выгорает, и что от таких никакой боевой эффективности! Мол, именно по этой причине, их даже в армию не берут.
– Отца взяли?
Изосим и сам знал ответ.
– Пойдём-ка…
Он поднялся с бревна и поманил меня наверх, туда, где начиналась, тропинка, ведущая к лесу. Тянулась она прямо возле самой изгороди, отгораживающей дедов огород от наступавших орд репья и лопуха. Может потому, что тропинкой почти не пользовались, она существовала скорее номинально, чем реально и след её угадывался не столько на земле, сколько в моей памяти.
Я и раньше, сколько себя помню, любил смотреть в ночное небо. Даже посреди ночи просыпался и тайком выбирался во двор. Звёзды не давали мне спать, даже под плотным слоем облаков ощущал я их волнующее присутствие. Нигде, как в Филатах, они не подбирались ко мне так близко! И вот ещё что – доведись мне увидеть какую-нибудь звезду ровно над печной трубой, она уже навсегда укоренялась в моём восприятии именно в этой конфигурации. Это означало, что теперь я знаю, где она живёт и чем дышит, и назавтра я встречу её, как свою старую знакомую, немного смущённою моим тайным знанием.