– Герман! – укоризненно позвал Борис из коридора. – Я обещал, мы вместе приедем, ты что. Нехорошо. Нас ждут. Тебе, что, западло для афганцев спеть?
– Не западло, ты же сам видишь. Стоять не могу! – Герман поймал рукой стену, толкнул. Ему показалось, дом зашатался, как картонный. Такого не бывало с ним, чтобы так напиться. Ладонью он стены двигает, богатырь! Он тоже волшебник, но идти на улицу невозможно, факт. – Скажи, в другой раз!
– Ты обещал, Герман. Там фронтовики, афганцы. Ты что? Поехали.
– Не могу, – Герман боялся оторваться от стены.
– Притворяешься.
– Гадом буду! – поклялся Герман, проведя ногтем по горлу.
– Ладно! Давай гитару. Придется самому! Скажу, сам не мог, а гитара его. Иначе не поверят!
– Бери! – Герман обрадовался компромиссному решению вопроса.
Борис приоткрыл гитарный кофр, убедился, что гитара на месте, защелкнул замки.
– Спою пару песен, получу деньги, и назад! – Борис задержался перед трюмо. – Блин! Вид не очень. Стремно в полевом сарафане, с такой гитарой, в бухгалтерию заходить. Небритый! Герман, дай мне что-нибудь накинуть. Что можно одеть? – он рассматривал сложенную в коридоре одежду гостей.
Герман, придерживая рукой стену, кивнул на вешалку.
– Вон! Пуховик серый, это мой, – Это был фирменный пуховик, на подстежке, куплен совместными усилиями с тещей, специально для гастролей. – Аляска канадская!
Борис тут же немедленно облачился, взял гитару, посмотрелся в зеркало.
– Вот, братан! Другое дело. А то в летнем сарафане. Зима, не солидно. Герман! Слышишь меня? Я часа через два вернусь. Вы дома будете? Не уйдете?
– Дома, – Герман вскинул подбородок к потолку, и тут же уронил голову на грудь, мечтая об одном, как бы спать завалиться. Еще выпить рюмку, и пора на склад, скорей бы этот черт ушел!
– Скажи номер телефона! – Борис стоял в дверях. – Для порядка! Мало ли.
Герман сообщил. Борис взял гитару, вышел, обернулся.
– Не прощаюсь! Из дома не уходите! Через два часа. Хоп?..
Герман упал на кучу верхней одежды, обессилев прямо в коридоре.
3
В похмельном ожидании тянулся день, ночь. Потом второй день и вторая ночь. Пошли третьи сутки. Ждали напрасно! Борис не появился, даже не позвонил. Похмелье вначале душило, а потом отступило перед эмоциями. Герман был оскорблен в лучших чувствах. Жаль было пуховик и гитару, конечно. Но гораздо больнее жалила человеческая подлость. Это же надо так втереться в доверие! Прикинулся простачком. Деревенский парень, Чечня, контузия. Каратэ показывал, песни пел, душа нараспашку. И как было не проникнуться? Кто бы мог подумать, что это все ложь. Горько и смешно. Герман умел сносить удары судьбы, чего не скажешь о Люсе. Как все женщины, она во всем обвинила, разумеется, мужа.