– Лев Леонидович Левин. Знаете, есть такое «МММ», ну а я вот – «ЛЛЛ».
Что-то опять не получилось. Но Лёва не расстроился, а послушно проследовал в дом. Войдя в прихожую, он чуть не умер прямо на пороге: это была та самая обстановка, которую он шутя, вслепую описал Бабаю. На лбу у Лёвы проступила испарина. Да что там на лбу! Джинсы прилипли к его телу по всей длине, а то, что они скрывали, сгруппировалось, скукожилось и подпрыгнуло аж до гланд, перекрывая дыхание, – видит бог, на такую высоту его мужское достоинство ещё никогда не поднималось! Лёва снова взмолился:
– Можно водички?
Обстановка в доме являла собой воплощение самых смелых Лёвиных фантазий, которые недавно помогли так ловко оторваться от Бабая. Он влез в мужские домашние тапочки, которые пришлись впору, перевёл дыхание и спросил:
– А кто читатель и хранитель?
– Читатель – я. А хранителем быть не совсем получается: приходится кое с чем расставаться.
– А вы расстаётесь только с книгами или с закладками к ним тоже?
Екатерина Сергеевна грустно улыбнулась:
– Эта шутка принадлежит моему покойному мужу – он вообще любитель был розыгрышей всяких, безобидных газетных уток. Одна такая закладка стоила ему жизни.
Тут то, что вспотело, вмиг у Лёвы похолодело.
– Он был журналистом. Никто и предположить не мог, что газеты в наше время так внимательно прочитываются. Вот и до его утки дочитались. Книга стояла вот здесь – на четвёртой полке, третья слева.
Лёва сел. Перед ним на означенном месте зиял чёрный проём, а рядом стоял небольшой портрет задиристого мужичка с открытым весёлым лицом. Лёва не хотел верить: журналиста что, грохнули?
– А что за ценность представляла та закладка? – не удержался он.
– «Катеринка», – вздохнула хозяйка. – Муж на спор с художниками сам её сотворил, потом эту историю с миллионами ей приписал. Знать бы…
…Теперь у Лёвы в этом доме были не только свои домашние тапочки, но и небольшой рабочий кабинет, где активно светила кварцевая лампа, на столе лежал большой терапевтический справочник и ещё несколько солидных антикварных книг по медицине, заимствованных из домашней библиотеки. К Лёве очередь не стояла: всё было цивилизованно – по записи. Хватало не только на жизнь, но и на то, чтобы раз и навсегда отказаться от распродажи книг. Ностальгии по Бабаю Лёва не испытывал: он не искал его ни в астральных мирах, ни в паутине телефонной сети. Лишь однажды Шаман Бабаевич явился Лёве во сне: он направил на Лёвку свои рамочки, укоризненно покачал головой и произнёс историческую фразу: «Гаплык