Я всегда знал, что больше, чем смогу взять сам, мне никто не даст. Я взял в десять раз больше, чем вложил. К Николаенко меня привёл всё тот же друг Лёва. Напичкав мою голову разного рода утопиями, он почему-то решил, что в гениальности хотя бы одного проекта я смогу того убедить. Именно благодаря Лёве Николаенко меня и запомнил.
Он терпеливо выслушивал идеи, просматривал бизнес-планы, но гениальные проекты требовали инвестиций, которых не оправдать и за пятнадцать лет. Вскоре наше общение превратилось в своеобразную игру: Николаенко ждал, когда я брошу к нему ходить, а я ждал, когда он меня пошлёт. Хотел чистым быть перед Лёвой. Развязка наступила неожиданно. Однажды Лёва, который разве что не заходил на пару со мной в одну туалетную кабину, заболтался у входа с фотографом. Я поднялся к Николаенко, и тот, пожав мне руку, спросил: «Зачем вам это?»
Он знал всё о моих успехах в бизнесе и неудачах в личной жизни – во всяком случае на тот период – и прежде, чем я что-то объяснил, предложил сам:
– Сейчас придёт Лёва, ведь я не ошибаюсь?
Я кивнул. А он продолжил:
– И мы вместе поднимемся к Шаману Бабаевичу. Уверен, они найдут друг друга.
– Спасибо, – сказал я.
* * *
Забавна у характера черта —
Любить всю жизнь не делать ни черта.
(Из дневника экстрасенса)
В небольшом кабинете со свежим приличным ремонтом особой мебели не было. Точнее, не было ничего лишнего. Рабочая обстановка дополнялась выложенными на стол книгами – терапевтическим справочником практикующего врача, подпиской по вопросам целительства. Активно работала кварцевая лампа. В общем, всё было серьёзно и убедительно. Несколько смущал лишь не слишком респектабельный внешний вид самого целителя: руки выдавали в нём откровенного крестьянина, сбежавшего от тяжёлой повседневной работы в огороде, живности и привычных плантаций некогда колхозного яблоневого сада. А не обратить внимания на руки было просто невозможно: сжимая в кулаках, он держал перед собой рамочки. Взгляд карих глаз-буравчиков сверлил сознание и подсознание сидящего напротив посетителя. Кабинет наполнялся сопением целителя. Сопение требовало энергетических затрат, посему сопровождалось обильным потоотделением. Последнее, в свою очередь, отличал характерный запах. Но, похоже, целительские «благовонья» если и смущали посетителей, то только поначалу. В процессе они становились неотъемлемой частью таинств биоэнергетики.