Обиднее всего осознавать, что пять метров отделяло меня до цели. Отщепенцы, видимо, врезались в корпоративную сеть и нагрели меня… но я уже решил, как выкрутиться перед заказчиком.
***
Утешало, что «Киберсоник» через графикоаналитический наружный считыватель распознал меня как элемент безопасный; не факт, что после пристрастного допроса осталось бы, чем шевелиться. Корпорация отгораживалась несколькими уровнями защиты, и даже таких верных отщепенцев вроде меня размётывало по запчастям. Дурдом начинался с первого этажа: ресепшн укомплектован пулемётом НСВ «Утёс» и радикальной девушкой в чёрной форме, переубеждающей рыпаться кого угодно одной лишь улыбочкой ангельской сволочи. Несколько рабочих-киборгов красили стены матирующей краской, чтоб затереть следы недавнего нападения.
– Подтвердите вашу личность, – ангелок поглаживала гранату.
Я не успел подчиниться требованиям девушки: ко мне приближался безвозвратный человек в отглаженных брюках и с вторым подбородком от скромной жизни, с улыбкой, ползающей с упорностью изворотливого глиста от жевания сигары. Это Пронин – мой заказчик, гендиректор «Киберсоника». Он явился, чтоб уморить меня своим одеколоном и криком. Странно, что столь влиятельный человек не прибегнул к теломерному омоложению, чтоб прожить вторую молодость. В этом и заключалась проблема «сливок»: они умирали только через убийства, пока нижестоящие социальные слои довольствовались укороченным циклом жизни. Теломерное омоложение позволяло излечиваться от тяжёлых травм. Вся прелесть была обнаружена, когда прошедшие реабилитацию военные застревали на биологическом возрасте двадцати пяти лет при паспортных сорока годах. Неудивительно: эту процедуру объявили якобы вредной, а затем признали военной технологией. Для её применения нужно было иметь специальный секретный допуск, что, собственно, добывалось связями.
– Всё нормально, он свой, – Пронин ухмылялся, глядя на разочарование в глазах ангелка. – Ты опоздал на десять минут. Я видел, как тебя завалили, хотел дворника позвать, чтоб прибрал. А ты жив! – Моё лицо примерило кулак Пронина. От следующего удара я увернулся.
– Теряешь сноровку, Антоша. Не могу сказать, что я переживал… нет. Не буду врать, проблемы лохов – это искусство на безобразной жопе жизни. Моему пасынку срочно нужна пересадка селезёнки. Если ты сдохнешь раньше него, это будет справедливо? Через несколько часов назначена операция. Хирург, божий одуванчик, тюкает меня: «Где селезёнка, Пронин?» Ему нервничать нельзя, чтоб ручки не трусились. – Пронин постучал пальцем по правому запястью.