– Томас, это Гари Клейтон. Надеюсь, ты не забыл, что все западное побережье жаждет увидеть твое величество…
– Но Гари, – попытался возразить Томас.
– …а моя скромная персона будет тебе в пять часов объяснять все детальки, большие и маленькие, – не слушая его, продолжал Гари, – В общем, в пять! И никаких…
Томас поморщился в ответ, но кивнул:
– Хорошо. В пять у тебя.
– Точно? Не подведи меня!
– Не подведу.
– Поклянись.
– Ты что, издеваешься? Я никогда не клялся даже в вечной любви… Буду, не беспокойся.
– Значит, до встречи – обрадовано хмыкнул Гари.
– До встречи, – повторил Томас и положил трубку. Он уже начисто забыл, что обещал быть у сына на репетиции.
9. Тормоза придумали трусы!
Томас Гульд и Бриджет познакомились два месяца назад. Тогда дежурное интервью неожиданно вылилось в интересную беседу. Бриджет все-таки была очень талантлива. Знаменитости в разговоре с ней становились живыми людьми – с чувствами, надеждами, с тщательно скрываемыми страхами.
Задав пару стандартных вопросов о концертной деятельности, Бриджет вдруг сказала:
– А ведь вы были одной из главных молодых надежд автогонок. Говорят, это вы первым произнесли фразу «Тормоза придумали трусы!» И как вышло, что вы вдруг ушли из спорта и стали музыкантом?
Томас на секунду задумался, затем улыбнулся и внимательно посмотрел на Бриджет.
– Знаете, Бриджет, в молодости я чем только не занимался. Перебрал все экстремальные виды спорта. Летал на дельтаплане в горах. Это когда стоишь на вершине, внизу густые облака, а ты отталкиваешься и летишь в неизвестность. Еще прыгал с парашютом. Знаете, что такое затяжной прыжок? Это не просто когда дергаешь кольцо на пятнадцать секунд позже. Ведь ты все это время паришь, плывешь. Воздух такой упругий, что можно оттолкнуться и отплыть в сторону. Обнимаешь воздух руками и кружишься. А если попасть в восходящий поток! Это будто другой мир.
Ну и, конечно, гонки. Постоянный адреналин. Толпы людей на стадионах. Я чувствовал, как легко могу их завести и повести за собой.
– А как же музыка?
– Музыкой я занимался с детства, сколько себя помню. Самые ранние воспоминания – строил конструкции из звуков. Перебираю клавиши – и конструкция становится стройнее. В музыкальной школе я был первым учеником, но музыка никогда меня не заводила так, как гонки или, скажем, альпинизм, где я мог заглянуть «за край», но не сорваться.