***
– Я больше не могу, бросьте меня здесь, отдайте на растерзание диким зверям. О-о, мои бедные лапки, моя несчастная шкурка, мой некогда роскошный хвостик, – странный зверь кошачьей породы лежал на спине, закрыв глаза. Его хвост беспомощно подрагивал, а тёмные передние лапы выделывали замысловатые пассы.
– Ва-а-ань, переведи-ка мне эту галиматью.
– Хочет, чтобы мы его тут бросили. Говорит, всё его достало.
– А что, ценная мысль. Мне эти стоны и его кислая морда – вот где, – Алёна провела ребром жёсткой ладошки под своим грязным подбородком.
– Сим, ты бы реально заткнулся, а? Знаешь ведь её, стукнет чем-нибудь по твоей меченой башке и бросит кошачий трупик в болото.
Кот прижал тёмные уши к голове и зашипел.
– Повыступай мне тут ещё, сим-сим блохастый, – Алёна демонстративно вынула нож из-за левого голенища. Большим и указательным пальцами правой руки с брезгливой гримасой на лице девушка схватила кота за кончик пушистого хвоста. Из обеих задних лап Сима тут же опасно выдвинулись когти. Иван обречённо скрестил руки на груди и твёрдо решил ни во что не вмешиваться.
Его вчерашняя попытка примирить две враждующие стороны стоила ему четырёх глубоких царапин на шее и приличного синяка на скуле: первое от Сима, второе от сестры. Выражение весёлой агрессии на чумазой Алёниной физиономии вдруг сменилось тревожным ожиданием:
– Цыц, мелкие, чую проблему. Ба-альшую и ши-ибко вонючую.
Абсолютно бесшумно Сим вмиг взлетел на макушку ближайшей ели. Оттуда он помахал лапой в сторону слабого просвета в густом ельнике.
– Он говорит…
– Да поняла уж. Надо как-нибудь на досуге поупражняться в вашем кошачьем языке. Вот ведь судьбинушка подарочек подкинула: братец-козлёночек да котик убогонький, – Алёнушка тяжко вздохнула, заткнула за голенище левого сапога нож, вскинула на плечо тяжёлую торбу и двинулась в указанном Симом направлении. Ивану и коту не оставалось ничего другого, как поплестись за ней.
Стыпень сидел в кустах ракиты, обильно разросшихся на берегу говорливого ручейка, и страдал. С малых лет он подвергался всевозможным наговорам и обрядам, но ни за какие деньги знахарки и ведуньи не смогли излечить мальчика от позорной слабости. Идя на смертную сечу, сидя на боевом коне, отправляясь в постель к горячей вдовушке с соседней улицы, Стыпень был на недосягаемой высоте.