Ольга подняла обе брови, нравоучительно глянув на Ганыкина. Кирилла она как будто не замечала, так он и не требовал к себе внимания.
– Медведь может? – спросил Ганыкин, поставив ногу на доску.
– Может. Очень может, – совершенно серьезно ответил Миккоев.
– Их здесь много? – Ганыкин решился на восхождение, сделал один шаг вверх по доске, второй.
– Много. Брошенные дома любят, особенно если дверей нет.
Ганыкин остановился, раскинув руки. Но замешательство его длилось недолго.
– Шутник! – как-то не очень весело махнув рукой, майор все-таки зашел в дом.
Миккоев немедленно последовал за ним. Ружье он взял, как канатоходец берет шест для равновесия.
Не глядя на Кирилла, Ольга повела рукой, приглашая в дом.
– Да я здесь останусь, – сказал он.
Ему хотелось отлить, но так, чтобы соблюсти приличия. Он ждал, когда Лежнева зайдет в дом. Но она уперлась. Нахмурила брови и даже удостоила его взглядом:
– Почему это?
– Трупом ты занимаешься, мое дело искать пропавшую без вести.
Ольга едко усмехнулась взглядом. Всю жизнь он бегал за юбками, даже по своей должности должен сейчас заниматься женщинами. А может, она всего лишь хотела спросить, где Кирилл собирается искать пропавшую Варвару Карпову.
– Вокруг дома похожу, поищу, может, сидит где-то и плачет.
– Ну, походи!.. Смотри, в колодец не провались. Или в выгребную яму.
Ольга уверенно поставила ногу на доску, прошла по ней, ни разу не покачнувшись, но все же упрекнула своих спутников в недостатке внимания:
– Эй, джентльмены!..
Она обращалась к кому угодно, к Миккоеву, к Ганыкину, но только не к Батищеву. Кирилл для нее как бы и не существовал. Как бы.
Кирилл не ушел далеко, сходил до ветру прямо под окном, если вдруг Ольга высунется, чего она там у него не видела? Почти год вместе жили, столько соли вместе съедено. И текилы выпито.
– Смотри-ка ты, даже диван есть! – как-то не очень шумно восхитился Ганыкин.
– Так на этом диване и слегла… – сказал Миккоев.
Дом без оконных рам, Кирилл даже не напрягал слух, чтобы слушать разговор.
– Две картечины в спине, даже перевязаться не пробовала, сил не было. Как легла, так больше и не встала.
– Откуда она шла? – спросила Лежнева.
– Да кто ж его знает… Труп дня три пролежал, пока его нашли, простыли следы, собаку пробовали, не взяла. И на земле ничего, то снег, то дождь, трава ледяная, ничего не видно…