Прежде чем войти, я постучалась.
– Входи, Доминика. – раздается приглушенный голос, и я вхожу.
Отец сидит в своем кресле у камина и читает свой любимый роман.
– Как ты понял, что это я? – спрашиваю, прикрыв за собой дверь
Он закрывает книгу и откладывает ее в сторону, выглядя при этом довольно уставшим, будто не читал, а бежал марафон.
– Остальные знают, что меня лучше не беспокоить, пока я сам не позову.
– Даже Каллиста?
– Она в особенности.
На секунду тишина заполняет пространство между нами, но отец тут же обрывает ее.
– Как прошел прием?
– Тебе лучше спросить об этом Каллисту. – тихо отвечаю я, поправляя перчатки. – Думаю, ее версия будет отличаться от моей.
Отец хмурится. Тени от камина играют на его лице какую-то жуткую пьесу.
– Почему ты никогда не называла ее мамой?
Этот вопрос повергает меня в ступор, но ответ приходит сразу.
– Потому что она ей никогда не была.
Он не отрицает этого, но его взгляд становится каким-то отстраненным.
– Думаю, с Бернардо возникнут проблемы. – меняю тему, не желая говорить о своей мачехе.
– С чего ты взяла? – он снова смотрит на меня своими черными уставшими глазами.
Я решаю не вдаваться в подробности сегодняшнего инцидента и просто отвечаю:
– Разговаривала с его женой.
Его взгляд темнеет. Мне трудно прочесть выражение лица.
– Даже если и так, ты сможешь поставить его на место. – кивает он, скорее самому себе, нежели мне.
– Ты не хуже меня знаешь, что есть только один возможный способ поставить его на место.
И это убийство. Мне придется убить его за предательство, если он сделает хотя бы один неверный шаг в мою сторону.
– Я уже говорил тебе. Не смотря на то, что я уверен в их верности, каждый капо по-своему опасен. – он задумчиво потирает подбородок. – Именно поэтому тебе придется стать хуже их всех. Будь всегда на несколько шагов впереди. Как только кто-то из них почует твою кровь, они разорвут тебя на куски, а останки скормят твоим сестрам.
– Я не допущу этого. – заверяю его.
Не того, что меня разорвут, к этому я готова. Я не допущу того, чтобы моих сестер использовали против меня или вообще использовали.
Взгляд отца становится тяжелее и наполняется чем-то, очень похожим на гордость, которую я не замечала раньше. Отец никогда не позволял себе проявлять к нам чувства.
Сейчас я думаю, что не только нас сломал тот случай с Эддой. Отец почти потерял дочь. И видел единственный возможный способ не допустить этого повторно – научить нас защищаться. Теперь я это понимаю. Стремление защитить перевесило желание оградить от тьмы, которая отравляет наш мир.