Солнечные лучи играли на начищенных до блеска латах, слепили глаза, отражаясь от стальных шлемов с разноцветными плюмажами. Ристалище возле Вестминстерского дворца было украшено по случаю большого турнира пестрыми флагами и гирляндами. На трибунах толпился цвет английской аристократии, ожидая начала поединков. Ведь сегодня, в день святого Георгия, покровителя рыцарей, состязания обещали быть особенно захватывающими.
Шум голосов то и дело взмывал ввысь и опадал, подобно морским волнам. Разряженные в бархат и парчу лорды и леди обменивались сплетнями и щедро рассыпали острóты, скрывая зевоту за расписными веерами. Нетерпение звенело в воздухе, как натянутая тетива лука.
Но вот на ристалище верхом на гнедом жеребце выехал глашатай с длинной витой трубой. По традиции, он должен был объявить начало турнира и представить его участников публике. Герольд натянул поводья, остановив лошадь в центре арены, и поднес трубу к губам. Пронзительный звук разнесся над притихшей толпой.
– Благородные дамы и господа! Достопочтенная публика! – зычным голосом возвестил он. – Сегодня, в славный день святого Георгия, мы собрались здесь, дабы насладиться искусством благородных рыцарей и узреть их доблесть! Слава отважным, презревшим страх смерти во имя чести!
В ответ над трибунами взметнулись приветственные крики и хлопки. Воодушевленный вниманием публики, герольд продолжил:
– А теперь встречайте героев сегодняшних сражений! Рыцари, что на деле докажут свою храбрость и умения! Первым на ристалище выезжает сэр Томас Говард, сын графа Суррея!
На арену под звуки фанфар вылетел закованный в золоченые доспехи всадник на вороном коне. Плюмаж из алых перьев развевался за ним, словно языки пламени. Говард пришпорил жеребца и сделал круг почета, приветствуя публику копьем. По трибунам пробежал одобрительный гул.
– Вызов сэру Томасу бросает не менее отважный рыцарь с загадочным гербом – три золотые звезды на лазурном поле! Встречайте сэра Генри Норриса!
Трубы вновь взорвали воздух. Навстречу Говарду из другого конца ристалища выехал высокий рыцарь в сверкающих стальных доспехах. Забрало его шлема было опущено, так что лица не было видно. Только светлые локоны выбивались из-под шлема, сияя на солнце.
Норрис казался воплощением рыцарского идеала: прямой, словно меч, стройный, подтянутый. Генри и его скакун, могучий белоснежный дестриэ, двигались слаженно, будто единое целое. Казалось, всадник без слов понимает и чувствует каждое движение благородного животного.