– Это ложь, – задыхаясь от гнева, выдохнула я, видя протянутую ко мне руку в черной перчатке.
«Ты либо подойдешь ко мне, либо останешься здесь навсегда!», – шептала перчатка, на которую я смотрела с ужасом.
Посмотрев на жандармов, на хозяина, я стиснула зубы и шагнула навстречу. Меня схватили и затащили под зонт. Няня прокашлялась и поковыляла следом. Я стояла, молча, чувствуя, как рука в перчатке осторожно гладит мои сложенные пальцы.
– Я заботился о ней, – воскликнул хозяин. – Даже предложил ей работу!
– Да! Мыть коридоры ночлежки! – со слезами выкрикнула я, дрожа от холода. Мне на плечи накинули теплый плащ. По мокрым волосам ручейками стекала вода.
– У вас с этим мерзавцем ничего не выйдет! – покачала головой няня. – Даже не думайте соглашаться!
– А другой нет! – развел руками хозяин ночлежки. – Уборщица получала один краудинг в неделю! А комната стоит десять! Вот и считайте, был ли я к вам добр, мисс? А держать постояльцев бесплатно я не могу! Вот!
Он полез в карман старенького камзола, доставая какие-то бумаги. На них проливал слезы бесконечный Альвионский дождь.
– Счета за лечение внучки! Вон она, в окне! – выкрикнул хозяин, тыча пальцем на второй этаж покосившейся ночлежки. Все подняли головы и увидели бледную девочку, как привидение стоящую возле окна.
– Анна! Вернись в постель! – погрозил кулачком хозяин. Какая-то хмурая женщина увела девочку и опустила темную штору.
– Вот! Ей дают месяц, если я не соберу нужную сумму! Я и так во всем себе отказываю! Даже зонт купить не могу! – ткнули в нас счета с печатями целителей. Я, открыв рот, смотрела на старика. Старикан шмыгнул носом, на котором повисла капля дождя. На диагнозы и цифры падали капли. Хозяин вздохнул и бережно свернул бумаги, уронив сломанный зонт в лужу.
– Бумаги подлинные, – кивнул поверенный, держащий над нами зонт. – Узнаю магические печати.
Я стояла, открыв рот от изумления. Не знала, что у него больная внучка. Я так и не поняла, что с ней, но мне было не жалко брошку и гребень…
Вырвав руку из руки в черной перчатки, я бросилась вслед за сутулым стариканом, ковыляющим к грязной двери. Над ней висела табличка «Ночлежка Роджерса. Почти чисто. Почти удобно».
– Мистер Роджерс… Оставьте себе брошку и гребень, – внезапно произнесла я, сгорая от стыда. – Вот… Вот еще возьмите…