, уже почти ушедшим из разговорного языка и сохранившегося только в слове с отрицательным значением – «нелепость». Достоевский понимал, что именно это – эстетическое в своей основе – чувство прекрасного (лепотность мира) даёт надежду на улучшение человеческой природы. Фёдор Михайлович неоднократно указывал на то, что
мысли чувствуют.Вглядываясь в красоту мира (природы) – её благо-лепие – человек сам преображается27. Другими словами, человек настраивает себя на созерцание этой красоты и, следовательно, красота мира – это образец, которому следует подражать. Меня не покидает ощущение того, что этот строй мысли я уже где-то встречал. Так и есть: об этом же писал Платон в «Тимее». Получается удивительная картина: Достоевский воспроизводит ту же фигуру мысли, которая оплодотворила европейскую культуру почти 2400 лет назад. Именно совершенство мира (живой природы) оказывается объектом подражания и у Древних Греков, и у Великороссов. И именно это их объединяет. Именно это позволяет явиться в мире тому, что у нас на Руси испокон веков зовётся православием, то есть прославлением Прави, во всём её благо-Лепии . Правь – это и есть божественный мир, запечатленный в одном из своих обликов – «лѣпоте» (красоте).
Ведь ничего подобного мы не встретим ни в одной из глав библейской книги «Бытие», где всё дышит уничтожением мира и его служебной «предназначенностью» человеку, который будто бы его превосходит, в силу уже своего «богоподобия».
Достоевский говорит именно о том, что «красота спасёт мир», а не «благо», не «польза», не «ставка рефинансирования», не «прибыль» и даже – не «истина», с какой бы буквы не писалось последнее слово. Ему, при обсуждении предельных онтологических вопросов, внутренне не было близко морализаторство, равно как и любые другие формы интеллигентского мления по поводу «исправления человечества». Достоевский и здесь сказал своё слово, отдав первенство совершенству мира (космоса) перед несовершенством человека. Человек благоразумно помещён им во «второй ряд» общей системы ценностей, сколь бы неверным не казалось это утверждение для читателя, который всюду в его работах, по первости, видит именно «человека». Все рассуждения о человеке и его душе разворачиваются Достоевским на онтологическом фоне, они – буквально погружены в его онтологию. Лучшим доказательством этому может служить предложенная им легенда о «Затравленном мальчике» в «Братьях Карамазовых».