Для звуков сладких и молитв.
Голос Жуковскому:
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши слышнее голос лирный,
Живее творческие сны…
Голос Тургеневу:
Я забываю мир – и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем
И просыпается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне
Излиться наконец свободным проявленьем.
Жуковский. Беда в том, что он сам не всегда следовал своим утверждениям.
Вяземский. Да и мы своими советами влияли на него не лучшим образом, поучали, а он уступал.
Жуковский. Геростратову славу в русской словесности мы заслужили, приятно это сознавать или нет. Теперь-то я понял, что к таким людям требуется отношение, которого общество дать не может. Оно ожидает от людей того, чем само пренебрегает. Пушкин пытался приспособиться к новому царствованию, но не сумел, встречая холодность и откровенную враждебность в высшем свете. Его лишили друзей, ославили вольнодумцем, а допуском к архивам привязали к Петербургу. И это более всего угнетало. Он жаловался мне, что Петербург душен для него, и жаждал краев чужих. Он не мог долго сидеть на одном месте. Его тянуло скитаться, менять места Он говорил, что путешествия нужны ему нравственно и физически.
Тургенев. Его унижала зависимость от беспросветных долгов.
Жуковский. Да, женясь, он думал издерживаться втрое, вышло – вдесятеро. Семья была немалая, да и потребности выше доходов.
А гонорары из-за двойной цензуры сократились, и журнал, им издаваемый, не оправдал надежд.
Вяземский. Столичная жизнь оказалась ему не по средствам. В деревне гонораров хватило бы. А здесь и писать ему было недосуг…
Жуковский. Вы, Александр Иванович, говорили о зарубежной дороговизне? Но и в Петербурге не всякому по карману жить. У Пушкина эти шесть лет доходы составляли до сорока тысяч в год. Это его гонорары до 27 тысяч и 14 тысяч от заклада имений и казенных ссуд. Тратилось до 30 тысяч на питание семьи и дворни, лошадей и экипаж, обновление одежды. Но…
Вяземский. Но вы не все траты назвали.
Жуковский. Не все. Столько же уходило на подарки, предметы роскоши, поездки, карты и покрытие чужих долгов. Брат проиграл 30 тысяч – долг оплатил Александр. Брат просит денег на экипировку, зять – на сестру. И считают это в порядке вещей. Он всем чем-то обязан. Павлищев, требуя денег, даже объясняет поэту: «Вы богаты если не деньгами, то кредитом». Но и кредит истощался. И он готов был отдать все свои наследственные права, лишь бы его оставили в покое.