маленькая армянская деревня, где я с удивлением увидел прекрасный акведук с одной аркой и большой высоты, ведший воду с одной стороны долины до другой для ирригации садов. Эти каналы и акведуки стоили многих усилий и жертв, но они необходимы для получения урожая; надзор за их исправностью, а особенно распределением воды на каждого собственника, на его поле или на его виноградник в установленный час делегируется в каждой деревне лицу, которое строго и точно соблюдает правила пользования.
В этих горах заметна лишь серая диоритовая порфира, прорезаемая большими массами сиенита(28), агломерированными с диоритами; это частое явление. Почва голая; не существует никакой растительности, кроме той, которую земля смогла вырвать у своенравной природы. Взобравшись на четвертую гору, поднимающуюся от 1 500 до 2 000 футов над уровнем Аракса, видно, как увеличивается растительность; можжевельник с высоким стеблем (Juniperus excelsa) и можжевельник оксицедрусовый (Juniperus oxycedrus) становятся обычными; excelsa оказался цветущим. Держидерево (Rhamnus paliurus), к сожалению, было слишком часто смешано с черносливом и даже с диким виноградом: впрочем, скалы, черные пики, окрашенные ржавчиной, разорванные громадными блоками и в колоссальных стенах, представляли собой только легкие полосы газона и некоторые деревца, укорененные на склонах, так что пейзаж не терял ничего из своего дикого характера.
На обратной стороне сих руин старого мира открывается долина, в глубине которой простирается по берегу ручья деревня Нугади, продолжающаяся в нескольких ответвлениях главной долины(29); это оазис нового рода. Предприимчивость спасла от бесплодия все то, что она могла оспорить у природы; дома, как и на побережье Крыма, из черного камня и прислонены к скальной породе таким образом, что выбеленная и плоская крыша одного служит двором другому дому, расположенному выше; повсюду поддерживающие стены и ирригационные каналы, нависающие на большой высоте вдоль скал.
Властитель оного татарского поселения, отделенный от остального света, отдаленный от всякого сообщения, оказал честь нашему посещению. В мгновение ока он распорядился расстелить великолепные персидские ковры в гостиной для иностранцев, разжечь камин и принести кальян. Стоя у двери, наш хозяин, соглашаясь со строгим церемониалом, не пожелал ни сесть рядом с нами, ни даже приблизиться к нашему ковру. И лишь по настоятельным просьбам я смог убедить его смягчить строгость этикета и составить нам компанию. Он велел нам приготовить отменный ужин, главным украшением которого по обыкновению являлся