Физтеховцы. Жизнь в Лесном - страница 30

Шрифт
Интервал


Научные журналы, книги в этот период отец мог читать в основном в свободное от работы время, по выходным дням. Неистребимая жажда знаний, присущая ему, проявлялась в том, что он никогда не переставал учиться. Он всегда был готов воспринимать новое, работать над собой. Так, например, после своего первого выступления по радио отец пришел в ужас от своей речи, которую впервые услышал в записи. Дефекты, ужаснувшие его, слушателями, по всей видимости, так остро не воспринимались. Тем не менее, он обратил на это внимание и в скором времени избавился как от лишних слов, так и, в какой-то мере, от легкой врожденной картавости.

После первой заграничной поездки, в 1958 г., когда ему уже было около пятидесяти, он нашел время, чтобы усовершенствовать разговорный английский (свободно читать научную литературу он мог и на немецком, и на английском). Собираясь в командировку во Францию, куда он так и не поехал, он изучал французский язык, а перед поездкой в Италию и на Кубу занимался итальянским и испанским. И все это умудрялся делать несмотря на невероятную занятость.

Не знаю, сколько учеников было у отца, как он работал или занимался с ними, только время от времени имя того или иного человека начинало повторяться очень часто, и вскоре этот человек появлялся в нашем доме. Служебного времени отцу на работу с учениками явно не хватало.

Конечно, отец был и моим учителем. После слов мама и папа, которые я прочел в детстве, первыми словами были слова «командировочное удостоверение», «пропуск». Влияние отца проходит через всю мою жизнь, неосознанное мною в раннем детстве, позже – завораживающее и так мне необходимое и всегда недостаточное в последние годы его жизни. Впервые стихи Пушкина я услышал от отца. Не просто услышал, а благодаря частым повторениям, запомнил на всю жизнь. Отец знал наизусть множество стихов и в минуты отдыха очень любил декламировать. Память, как я уже говорил, была у него превосходная. Он помнил всего «Евгения Онегина», «Руслана и Людмилу» и еще многое другое. Отец читал по памяти Маяковского и эпиграммы Бернса, пел песни, романсы, арии из опер, русские народные песни. Он пел дома, когда не было посторонних, или в лесу, и, как я понял позже, частенько немного искажал мелодию, но это не мешало ему получать удовольствие от пения.