Архаическая маска непосредственно связана со взглядом, точнее с его отсутствием. Человек в маске не смотрит, а подсматривает. Там, где должны быть глаза, в масках присутствуют вогнутые или выпуклые пустые глазницы («черные дыры субъективности» по Делёзу и Гваттари25). В Библейском повествовании Моисею перед лицом Бога пришлось опустить на свое лицо покрывало. Возможно, желание взглянуть на Бога и трепет перед сакральными силами заставляет многих верующих покрывать в знак смирения головы или даже лица (христианская и мусульманская традиции покрытия головы женщины платком, еще более ярким примером будет женщина в парандже). Х. Л. Борхес26 в своих рассказах разворачивает сюжет о том, как люди увидели лица богов, скрытые под золотыми, солнечными масками. Трепет и страх людей в тот момент были настолько сильны, что они не выдержали этого зрелища, ослепли и потеряли сознание.
Сюжет, связанный с попыткой героя уклониться от взгляда Другого, всегда использовался и развивался в культуре. Например, в древнегреческой мифологии героям Эллады нельзя было попасть в поле зрения горгоны Медузы. Взгляд глаза в глаза с этим смертоносным мифическим существом грозил гибелью любому, пока Персей не придумал защиту. Ей стал зеркальный щит, который позволил герою уклониться от прямого взгляда Медузы. В архаических ритуальных действиях таким зеркальным щитом были маски, позволявшие человеку уклоняться и общаться с высшими силами, оставаясь прикрытым. Большие маски с пустыми глазницами. Человек в маске подсматривает, но не смотрит напрямую в глаза высших или опасных сил.
Архаическое время О. М. Фрейденберг назвала «дородовым» периодом «детства» человечества, а мышление человека «дородового» «конкретным, нерасчлененным, образным»27. Образо – и мифотворчество, соединяющиеся в видимой маске, являлись ранним пространственным ощущением архаического человека.
«Имажинарное» видение и способность образного28 восприятия способствовали оформлению маски как артефакта. Образное представление привело к появлению мифа: «Миф получается непроизвольно, говорит она, образное представление, где нет современной логической казуальности и где вещь, пространство и время (так же как человек, пространство и время) поняты нерасчлененно, человек и мир субъектно-объектно едины»