И как бы я ни злилась на свекровь за то, что она купала моего сына, и за то, что чрезмерно волнуется по пустякам, к урологу ребёнка я всё же записала. Прежде я сама проверила мошонку сына и тоже не нащупала ничего. И хотя в душе я надеялась, что мы просто что-то не так делаем, понимала, что проблема есть. И уролог это подтвердил. Через неделю сыну сделали операцию по низведению яичка.
История с подсознанием повторилась. Я почувствовала, что нужно проверить сахар, но отмахнула от себя эту мысль. Ну, приболел ребенок. Вдруг это вообще неврологическое? Может, внутричерепное давление? Решила повезти ребёнка к педиатру, если не станет легче.
В четверг утром дочь выглядела бодро. Ни на что не жаловались. Я села работать. Но к обеду Ника снова стала вялой. И тогда я позвонила зятю, попросила привезти глюкометр. Дело в том, что у моей сестры инсулинорезистентность. У неё есть дома глюкометр. Егор сказал, что у них нет тест-полосок. Я сказала: «Давай купим». Он приехал, мы отправились в аптеку, купили полоски, приехали домой.
Проверить сахар у нас не получилось. Я не знала, как мерить сахар в принципе, а Егор, видимо, забыл. Он капал кровь на полоску, а потом вставлял ее в глюкометр. Помучились и решили, что вечером Лена (моя сестра и жена Егора) приедет с работы и поможет.
К 7 часам вечера Лена с Егором были на пороге нашего дома. Ника была вялая, но не могу сказать, что ей было прям плохо. Она ни на что не жаловалась, но видно было, что ей нехорошо. Лена взяла глюкометр, приколола Нике палец, сделала забор крови и… на экране отобразилось число 28.
Я сначала подумала, что это ошибка. Перепроверили. Снова 28. Я подскочила с дивана, сказала мужу, что срочно нужно в приёмный покой.
– «Сейчас, только голову помою», – сказал Паша.
– «Какая голова? У тебя ребёнок умереть может»! – прикрикнула я.
Схватила Веронику, надела куртку, шапку. Обула. Быстро взяла документы. Крикнула Стасу, что мы в больницу. Он уже взрослый мальчик, иногда оставался дома один. Паша, я, Вероника, Егор и Лена сели в машину. Машина была Егора, наша была не на ходу. И отправились в больницу.
В приёмный покой зашли мы втроём. Паша держал Веронику на руках, я зашла первая и сразу сказала:
– «Ребёнок, четыре года, сахар 28».
Присутствующие в отделении врачи сразу засуетились. Спросили, первично ли. Я ответила: «Да». Нас отправили в кабинет перепроверить сахар. Взяли кровь, и снова 28. Веронику экстренно подняли в реанимацию. Я поднялась с ней, но в реанимацию меня не пустили. Я стояла в коридоре и слушала, как моя дочь плачет и кричит «Папа». Моё сердце разрывалось.