– А ну, цыц! – прикрикнул Ураган. – Перессорьтесь еще,
самое время! Пятьсот лет собачились на этих развалинах – мало вам?
Ящер, зараза, не тяни!
Воин уступил место трехглазому чудовищу в синеватой чешуе. Ящер
медлил, длинный язык смятенно метался в пасти. Наконец послышалось
медленное шипение. Тут же невесомый, лишенный эмоций голос
перевел:
– Во имя Великой Матери, во имя Единственной Песни, во имя
Первого Яйца, учитель, отзовись! Не прошу проснуться, подай хотя бы
голос!
Воцарилась тишина, затем возник ответ, стелющийся над травой,
словно кто-то нехотя цедил звуки. Чуткий бесстрастно переводил,
призраки магов напряженно вслушивались – теперь уже в диалог:
– Кто ты, зовущий меня учителем? Зачем тревожишь меня?
– Я – Шестой Ученик, твоя жалкая тень, твой след на траве,
рябь на потревоженной тобой воде.
– Как ты смеешь вторгаться в мой сон, презренная слизь?
Или забыты заветы Великой Матери? Или для ее потомков Долгая Спячка
уже не святыня? Вот чему научили тебя существа из-за Грани, с
которыми ты связался! Пусть вода станет ядом для тебя, святотатец и
изменник! Пусть воздух обжигает тебя, пусть кровь станет липкой и
красной, как у твоих мягкокожих сообщников!
– Не грози, учитель. Я и так мертв, причем давно.
Вновь над поляной нависла тишина. А когда она была нарушена,
даже в переводящем голосе Чуткого скользнула тень удивления:
– Ты говоришь правду. Ты умер двести шесть периодов назад,
и все же беседуешь со мной. Если бы я не спал, попытался бы
разгадать эту загадку. Возможно, это оттого, что любящие пасти
потомков не поглотили твою плоть?
– Нет, учитель, причиной было чародейство одного
человека.
– Я же говорил, что люди – существа непостижимые… Впрочем,
мертвый или живой, уйди из моих мыслей! Я впал в спячку на тысячу
периодов, и впереди еще семьсот два!
– Не уйду, учитель, клянусь всеми моими именами. Я знаю,
что сквозь спячку ты видишь и слышишь многое в этом мире и в других
мирах. Я буду спрашивать, и ты ответишь, потому что у меня твое
Зеркало Снов.
– Да сгниют клыки в твоей пасти, да застрянут твои сердца
в твоей же глотке… ах да, ты ведь мертв. Ладно, спрашивай, ошметок
прибрежной грязи!
– Я хочу знать слова песни Великой Матери. Той, которую
она пела, когда творила мир.
– Ого! Ты широко расставляешь глаза, юнец, едва
научившийся очищать свой хвост от ила! Если Единственная Песня
вновь зазвучит, она может погубить мир, приютивший тебя!