Осенью мы вернулись в Отраду и, почти беспрерывно живя там, только изредка наезжая в Топорок и Одессу к моим родителям, провели там спокойные и счастливые годы. В Отраде родились дети: Ольга, ты Владимир, и Елизавета, которая была необычайно спокойная, так что старая няня говорила про нее низким голосом: «Ты моя драгоценная!» Ее мы думали называть уменьшительным Эльвета, как звали меня, но она сама себя назвала «Ценка», от слова «драгоценная», так за ней это прозвище и сохранилось на всю ее жизнь.
Мы жили очень весело и дружно. Помню, когда родители приезжали в Отраду, Мишин отец все подтрунивал над нами и спрашивал: «Когда же будет первая семейная сцена?» А ее все не было. Впрочем нет: что-то вроде семейной сцены произошло. Это случилось, когда Миша вздумал меня дразнить и сказал: «Собственно говоря, жена – это старшая прислуга в доме». Я возмутилась не столько за себя, как за приниженное положение женщины вообще и, представьте, запустила в него книгой. Конечно, ссоры из-за этого не произошло, а слова его оказались пророческими. Когда мы бежали из России в Югославию, я одно время, после смерти няни, не только оказалась старшей, но и вообще единственной прислугой в нашем доме. Помню, когда няня скончалась (а она добрая не только смотрела за детьми, но и во всем мне помогала), я в течение двух лет привыкала стелить постели. И каждый раз я ощущала отсутствие няни, принуждая себя это делать.
Вам наверно будет интересно знать, как протекала наша жизнь в Отраде. Дом наш не был памятником архитектуры, как, например, у старшего брата дедушки. Как я уже сказала, снаружи он походил на большую белую хату. Простые колонны отличали его от нее. У подъезда они были зеленые, а на противоположном балконе – светло бежевые. С этого балкона и открывался чудесный вид. В доме была гостиная, кабинет, маленькая как клетушка комната дедушки, председателя Думы, столовая с балконом и три спальни. В доме не было электричества, освещались керосиновыми лампами и свечами. Водопровода также не было. Воду привозил сторож в бочке и ручным насосом накачивал ее в бак на чердаке. Труба из бака вела в ванную комнату, которая отапливалась дровами. Колонка всегда была полна воды. В буфетной также был кран для мытья посуды и сливная раковина.
На обязанности сторожа Трофима было ночью обходить дом со всех сторон, так сказать «сторожить». Трещотки у него не было, ни в какую доску он не бил, чтобы дать знать о себе и, собственно говоря, никто не знал, как он сторожил. Быть может преспокойно спал. У сторожа была собака, которую звали Заграй. Это была рыжая, мохнатая, добродушная собака с длинным хвостом. Как-то мы вернулись из Одессы от моих родных, и видим – Заграй без хвоста: «Трофим, а где хвост Заграя?» – «А я его отрубив, зажарив и дал ему зъисть». «Зачем?» – «А щоб вин сам себе возненавидив и злийше був». Но бедный Заграй был все такой же добродушный и веселый песик, только без хвоста.