Замкнутый круг. Маленький ад. Опять. А вот сдохнуть уж пора. Скоро так и будет, кашель–то как мучает. А потом опять в эту жизнь. Реинкарнация говорят… Не дай Бог!!! Интересно, а вот у кого денег куры не клюют, наследники там, или принцы, звезды опять же… Наработают и плевать можно в потолок до конца где-нибудь на пляжике. Красота. Интересно, они счастливы? Видели они его, счастье это? К психологам, говорят, ходят… Просто блажь какая, что поговорить не с кем, чтоб не сдали, и говорить тока за деньги можно… Иль правда, тоже мучаются… Как и он? Не узнать… Старик усмехнулся… Вениамину Виссарионовичу было пятьдесят пять лет.
Психолог спал. Нет, он откровенно спал, эта сволочь. За такие-то деньги… Она конечно понимала, что ее проблемы далеки от настоящего шокирующего психического расстройства, за которое дают Нобелевскую премию, или что там за нее дают. Но все-таки. За такие деньги можно хотя бы открыть глаза… А в деньгах она толк понимала. Их было много. Достаточно. Достаточно чтобы позволить ей лучшего придурка… нет, психолога. Одного из лучших в стране психолога… И достаточно, чтобы он на своей работе не спал!!!
– Простите, вы меня слушаете?
– Да конечно. Вам надо выговориться, вы говорите, мы точно поймем вашу проблему, когда вы выскажитесь.
Он издевается. Правда что ли, высказаться? В груди раздался противный смешок. Устала…
Он не любил ее, ее первый муж. Она это знала, вряд ли он вообще кого – либо любил кроме себя. Но они были хорошей парой, красивой. И это была свобода. Мать была рада, выдала, как отпустила и забыла. Она могла заниматься, чем хочет. Жаль, давно уже ничего не хотела. А потом он разбился. Она никогда не любила эти искрящиеся слепящие вершины, боялась высоты. Никогда с ними не ездила. Новый спорт, модный, опасный. Он хорошо смотрелся в горнолыжном костюме и знал это. Большие дети, которым все позволено, посчитали себя богами. Природа не простила глупой ошибки. После схода лавины их искали несколько месяцев, потом ей выдали его окоченевший труп. Она не пошла смотреть. Хоронили в закрытом гробу. Ни горечи, ни сожаления, ни боли. Эта потеря даже краем не смогла затронуть льда ее сердца. Осталась свобода и крупный счет в банке, билет в счастливую жизнь. Но счастья не было…
На самом деле старика так пробирало редко, и то, далеко не сразу. Просто день выдался такой, суматошный. Двери пивной стояли распахнутые, как будто давно уже поджидали его. Уверенной походкой Вим, как называл его каждый здесь, направился к ним. Походка его была летящей, он как будто стремительно плыл над тротуаром. Не время, ни обстоятельства его жизни не смогли стереть этого его шага. Шаркающий, как будто приплющенный к полу, дряхлый старик в стенах своего родного дома. На улице, когда был один, преображался, как по мановению взмаха волшебной палочки. Подтянувшийся, он казался дико высоким, плечи его расправлялись, и торс, казалось, начинал дышать молодой силой и удалью, морщины разглаживались, да и было то их не так уж и много для его возраста. И даже глаза, умершие, казавшиеся выцветшими в темноте пыльной комнаты, начинали сиять авантюризмом, отвагой и немного агрессией. Тем задором, из-за которого на человека оборачиваются на улице люди, и начинают заглядываться молодые девушки, из-за которого не видно уже старой потертой куртки и джинс, и лицо в свете этого взгляда казалось много моложе. Он летел. Он всегда так передвигался, стремительно, быстро. Улицы города как будто подхватывали его у дверей и доносили до места назначения. В свое время прогулки с девушками были от этого проблемой, ни одна не могла за ним угнаться, когда он периодически забывался и переходил на скач во время романтических променадов.