– Тебе будет хотеться много всякой всячины. Но только не вкладышей.
– Выходит, они станут для меня… пустяком? Не будут иметь никакой ценности? – осведомился я недоверчиво.
– Пожалуй. Но само детство… о нет, оно-то как раз напротив… Вот он парадокс, не так ли! О детстве ты будешь вспоминать, как о самом счастливом и первородном этапе своей жизни… Все эти угнетения – о боже, тебе будет хорошо только от того, что они просто были.
– Не может этого быть, – я произнес это не резко, а опять только с оттенком недоверия.
– Говорят, так у всех людей.
Это было самое непритязательное из того, что он сказал за последние несколько часов (так мне тогда показалось).
V
У Широковых и Родионовых обедали всегда на два часа позже, чем у нас, поэтому я не удивился, когда после обеда выглянув из окна, увидел перед моим домом Пашку с Сержем – они стояли на дороге.
Заметив меня, Пашка гадливо ухмыльнулся.
– Эй, клоп! – дальнозоркие очки сильно увеличивали его глаза, придавая им какой-то влажный, теплый блеск, но стоило Пашке чуть повернуть голову, и стекла тотчас затерлись непроницаемой серебряной слюдою; то, что он говорил, я слышал через открытую форточку, – ты думаешь, мне так нужен этот вкладыш?
Серж теперь тоже смотрел в мою сторону. Я ничего не отвечал, а только чуть отступил в прохладную темноту комнаты, пропитавшуюся гороховым супом.
– Ты думаешь, он мне так нужен? – достав турецкую лиру из кармана своих красных рейтуз, Пашка поднял ее до уровня подбородка, – вот что я с ней сделаю, ясно? – и Пашка разорвал лиру на мелкие кусочки и, подбросив их вверх, устроил бумажный салют; один кусочек – если мне не изменяло зрение, на нем была половинка носа Ататюрка, – приземлился возле самого окна.
Не буду лгать, мне стало больно за судьбу бедного вкладыша, но все же я сдержался, чтобы не разреветься, – чего, я уверен, мне не удалось бы сделать, если бы вкладыш так никогда и не побывал в моих руках.
– Эй, Максим! Ну-ка спать! – услышал я голос матери.
– Не хочу! – закричал я, чуть резче, наверное, чем обычно.
– Спать, спать!
– Всего два часа осталось до «Полночной жары»!
– Тем более! Вот и поспишь эти два часа…
– Но обещай разбудить. Хорошо?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Я же сказала – да.
– Поклянись!
– Да не буду я клясться!.. Раз сказала, разбужу, значит, разбужу… Лучше б ты бы поклялся, что будешь в шортах ходить – сегодня опять обманул меня, в штанах ушел. Осенью приедешь весь белый – что люди скажут, а?