– А где Буян? Помнится, вчера он мне проспорил помывку байка. Долг платежом красен.
– Как обычно, лежит пьяный в рембоксе, – презрительная ухмылка на секунду пересекла бледное вытянутое лицо. Не то, чтобы Гот был убежденным трезвенником, нет, пылающие шоты абсента он опрокидывал так же лихо, как и прочие. Но никто никогда не видел его в стельку пьяным. Впрочем, памятуя тяжелый и мрачный характер бойца, никто к нему особо и не лез.
– Опять?! Скотина! – сквозь зубы рыкнул лидер отряда.
Как и ожидалось, Буян лежал на коротком жестком диванчике, свесив не влезшие ноги с подлокотника. Одежда его была перемазана кровью и пылью. Осколки стекла застряли в толстой коже жилета. Разбитая губа опухла, а под глазом красовался роскошный бланш.
Пер со свистом втянул воздух. Костяшки пальцев на кулаках его побелели, а губы сжались в тонкую бесцветную линию.
– А ну просыпайся, скот! – он схватил несчастного за грудки и тряхнул его так, что звякнули подшитые изнутри броневые пластины жилета. – Опять нажрался у Фредди, еще поди и в клетке дрался?! Да тебе скоро стоматологи зубы вставлять перестанут, потому что тупо некуда будет!
– А?! Что?! – дико озирался Буян. – Ох, башка! -Жалобно затянул он, обхватив свой многострадальный череп, словно пытаясь удержать содержимое внутри.
Пер с яростью швырнул страдающее тело на диван:
– Если наведешь врагов, или кто-нибудь левый прознает про гараж – убью! Нет, хуже, разжалую в пешеходы! Вымой здесь все! И все байки тоже. Чтоб через три часа все сверкало, как у кота под хвостом!
С душераздирающим вздохом страдалец привел свое тело в относительно вертикальное положение: «Сделаю».
Предводитель «Секиры Перуна» уже хлопнул дверью в святая святых – «духовный бокс», как в шутку окрестили эту мастерскую члены отряда.
Стандартный гараж на четыре легковых автомобиля был заставлен под самый потолок различной электроникой. Гудели вентиляторы, мигали разноцветные лампочки из полутьмы, остро пахло озоном. В центре в столбе голубоватого света возвышалась мощная катушка и золотой, полированный в зеркало, электрод, покрытый вычурными рунами. Лиловый тлеющий разряд облизывал изгибы символов, запинался об их острые углы, растекался и впитывался без следа в ровном зеркале желтого металла.
Рядом с электродом, раскинув руки в величественном жесте, стоял Старец. Седая, как у старинного мага, борода топорщилась, огрызаясь голубыми искрами статики. Черные очки, водруженные на орлиный нос, отражали выпуклую поверхность электрода, похожую в эту минуту на колдовскую сферу. Кожаная косуха Старца была усеяна шипами и заклепками, точно у канувших в лету олдовых панков.