Плоское нечто отлепилось от стены и оформилось в подобие человека. Шагнуло пару раз, пошатываясь на штанинах, расплющенный шлем падал ему то на грудь, то за спину.
– ПРИВЕТСТВУЮ! – сказало оно и сложилось в поклоне. – ТРИРСКИЙ ВОДОЛАЗНЫЙ ЭКЗОКОМПЛЕКС, К ВАШИМ УСЛУГАМ. БЕРЕЖЁМ ЗДОРОВЬЕ ЛЮДЕЙ С ДВЕ ТЫСЯЧИ СОРОКОВОГО.
Я обернулась к Гю:
– А без него никак?
Рукава костюма грустно повисли.
– Э-э, ладно, ладно, хорошо.
– Двадцать секунд, – сказал батискаф.
ТВЭК бросился вперёд, и не успела я вздрогнуть, как он уже жрал меня. Шлем раздуло и порвало надвое пастью – только что без зубов, и на мгновение стало темно и душно.
– УДОБНО? – спросил ТВЭК.
– Да… спасибо.
– НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ СООБЩАЮ, ЧТО В МЕНЯ ВШИТА ФУНКЦИЯ ГИДА, НОВОСТНОЙ КАНАЛ «ENC-TV» И КОЛЛЕКЦИЯ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ.
Мой биоинтерфейс, усиленный костюмом, уловил отголоски мыслеформ сотен конструктов: от спрутов до реакторных модулей, звучала даже «Тефида» – гулкой, сложной, многоканальной вибрацией. Станция лениво переговаривалась со всеми разом.
Я ощутила толчок. Батискаф выпустил жгутики, присасываясь к шлюзу, и прогудел:
– Удачного дня!
– Спасибо за плавание, – ответил Гю.
Секунду спустя в боковине батискафа раскрылся клапан. В шлюзовой камере царил полумрак, по стенкам ползли трубы, похожие на кишки, а у затворов вибрировали приводы. Нас замуровали на минуту, прежде чем выпустить.
Транспортный терминал – огромный, ярко-освещённый купол, весь в утолщениях рёбер и прожилках кабелей – был заполнен людьми. От шлюзов по полу змеились ленты цветных указателей, стены словно дышали, покачивались, даже пульсировали, и я невольно почувствовала себя в чьём-то желудке. Вид скрашивало разве что обилие мониторов, рекламные и информационные щиты, а ещё – иллюминаторы, за которыми бурлила первая, пока только искусственная жизнь Энцелада.