В ее замутненном разуме сквозили обрывки мыслей: нельзя, чтобы он подумал, будто она чем-то недовольна; нельзя обидеть его. Поэтому Сусу, превозмогая страх, прошептала:
– Не правда ли, сегодня вечером звезды светят особенно ярко?
Однако голос ее дрожал. Е Хуа долго молчал, прежде чем ответить:
– Сейчас день, Сусу.
Ей по привычке захотелось потереть глаза, но, нащупав повязку из белого шелка, она вдруг вспомнила, что у нее теперь нет глаз. Сколько бы она их ни терла, кромешная тьма вокруг больше никогда не сменится светом.
В этом огромном небесном дворце она была чужой, обычной смертной, да к тому же еще и слепой.
Е Хуа долго хранил молчание, а затем медленно провел рукой по ее щеке:
– Я женюсь на тебе. Я стану твоими глазами.
«Сусу, я стану твоими глазами». Рука, что касалась щеки, была немного холодной, и даже это нежное прикосновение походило на удар кинжалом прямо в сердце. Ночной кошмар со свирепой силой вновь завладел ее мыслями. Она затрепетала всем телом и оттолкнула мужчину. Испугавшись собственных действий, девушка попыталась объяснить:
– Я не хотела отталкивать тебя, не злись…
Е Хуа взял ее за руку и спросил:
– Сусу, что с тобой?
Боль расползалась в сердце, подобно пятну туши на белоснежной бумаге для каллиграфии. Стиснув зубы, девушка солгала:
– Мне… мне что-то хочется спать. Ты иди, занимайся своими делами, а я немного вздремну. Не тревожься обо мне.
В комнате снова воцарилась тишина. Девушке действительно не хотелось, чтобы он тревожился из-за нее. Прикосновения, прежде такие желанные, теперь превратились в пытку. Иногда ей было любопытно: если ему нравилась та женщина, почему он вообще согласился выполнить смешную просьбу Сусу?
Наконец послышался звук удаляющихся шагов. Е Хуа ушел. Най-Най тихонько прикрыла дверь.
Некоторое время девушка сидела, сжав одеяло в руках. Лишь дождавшись, когда утихнет дрожь, она тяжело опустилась на кровать. В голове все смешалось. Перед глазами вставала то гора Цзюньцзи[3], что в Восточной пустоши, то лицо Е Хуа. Картинка снова сменилась, и перед ее мысленным взором возник окровавленный кинжал, которым ей вырезали глаза. В замутненном разуме мелькнула мысль о том, что после рождения ребенка ей придется вернуться на гору Цзюньцзи, где ей и место. Пусть ее греховные чувства умрут там же, где и родились. Как можно скорее.