Затем Влад сказал:
– А вот и малыши.
И я, не открывая глаз, почувствовал, как остановившийся электробус накренился в нашу сторону. Пассажиры прильнули к окну. Сразу несколько гидов на разных языках завели одну и ту же историю.
«Это случилось пятого марта, в одна тысяча девятьсот сорок восьмом году…» Как добавил бы Минотавр, кривясь, – в год окончательного одомашнивания человечества.
Двери разъехались. Воодушевленные туристы высыпали на улицу, не замечая дождя. Мы тоже вышли, но, конечно, не ради экскурсии. Учитывая количество возведенных и перенесенных на остров достопримечательностей, превративших квартал в заповедник всемирного наследия ЮНЕСКО, до Ариадны туристический электробус доехал бы завтра.
– Сами убили, сами поскорбели, – тихо хмыкнул Влад, глядя туда же, куда все.
– Никто не хотел убивать детей, – я бездумно проверял карманы. – Их заразили вернувшиеся взрослые.
– Ого, – удивился симбионт. – Странно, что вам рассказывают эту версию.
Тогда я и поднял взгляд – на подступ к широкому фигурному мысу. На краю его, высоко над морем, стояло восемь отлитых из бронзы детей. Со спины их позы воплощали радость от долгожданной встречи, а лица были обращены к морю – в том направлении, откуда, согласно расхожему мифу, прибыли уцелевшие герои войны.
К скульптурам никто не подходил. Туристы сыпали звуками затворов в пяти–семи метрах, и мельком, в зазорах между дождевиками, я заметил низкое ограждение. Восемь с половиной лет назад его не было. Хотя даже если б и было – такие вещи редко останавливали мою тогда еще не навсегда четырнадцатилетнюю сестру.
Я знал, о чем думали люди, фотографируя бронзовые спины. О том, что́ невозможно было увидеть с земли – только с воздуха и воды, с тысячи подтверждающих фоток в интернете. Но увидеть самим – это другое. Это присвоить. Вот зачем человечество придумало туризм.
– Если дрезденская чума просыпается на короткое время и только когда такие, как ты, ранены, – негромко начал я, – как вы смогли устроить масштабную эпидемию в сорок восьмом?
– Ммм, – неопределенно отозвался Влад. – Полагаю, каждый сделает свой вывод.
Я повернулся к нему, но зацепился взглядом за Шарлотту, сонно трущую глаза. Без обуви, в летнем платье, с кровоподтеками на лице, она привлекала к себе внимание примерно так же, как вопль антикражных рамок в дорогом бутике.