Под диафрагмой неуловимо задребезжало. Но в городе, по осени, это происходило так часто, что я не искал подвох. К тому же под вопрошающим взглядом красивой женщины я не был уверен во внешнем происхождении своих беспокойств.
– Согласен. Наверное. – Я неловко отстранился. – Простите, я не слежу за такими новостями.
Я отвернулся, нашел взглядом Ариадну. Она стояла у стеклянной витрины, опаленной огнями уличных фонарей. Но до стыдной, полной извинительных «хм» и «гм» капитуляции с последующим бегством в ее сторону мне не хватило пары секунд – смотрительница взяла меня под локоть.
– Стало быть, – взглянула она, кажется, туда же, – вы здесь не ради воскресных благотворительных торгов?
Я одеревенел, не зная, что сказать. Разве что: осторожнее. Разве что: белый пиджак.
– Изучаете в университете искусство?
Я мотнул головой, вздохнул и сдался:
– Если честно, нет. Мы здесь не ради работ Охры-Дей. У нас встреча с господином Обержином.
– Оу.
Это емкое междометие отсекло храмовое служение искусству от корпоративной суеты «Палладиум Эс-Эйт». Смотрительница мягко подтолкнула меня к витрине и, улыбнувшись проплывшему мимо посетителю, заметила:
– Вы кажетесь неприлично юным для деловых встреч с человеком в статусе «Ян Обержин».
Я рассеянно проводил взглядом бежевое ультрадорогое пальто.
– Знали бы вы, как часто я это слышу…
Наверное, такие жесты были приняты в кругах замкнутых малокровных элит. Мысль об этом делала ее близость чуть абстрактнее. Молодая женщина продолжила рассказывать о выставке, перебирая – измы, факты о незнакомых мне людях, и так мы подошли к витрине. За ней тоже можно было увидеть экспонат, но иных масштабов. Любовь туристов, звезда открыток и магнитиков – вымирающая краснокирпичная готика старого города, чередующаяся с дизайнерскими перестройками того, что спасти не удалось.
– Но раз Ян Обержин назначил встречу здесь, – женщина посмотрела на спускавшуюся с холма дорогу, – значит, в контейнере вашей спутницы что-то невероятно ценное от мира искусства?
До меня наконец дошли причины ее внимания. Я кивнул, не скрывая облегчения:
– Может быть.
И молодая женщина поняла, что я понял.
Коротким звонком Ян Обержин впустил нас, но запретил досматривать. Вот почему двое рослых мужчин с явно военным прошлым уже четверть часа конвоировали Ариадну, как человека с тремором над особо важной кнопкой. Ребристый чемодан в ее руке напоминал мини-холодильник для пары бутылок вина, но и контейнер с потенциально опасными устройствами (чем угодно вообще!) тоже.