– Ты пацан с гетерохромией? – уточнил априкот. – Отсюда не видно.
– А вы… – Я судорожно перебирал взглядом цифры, буквы перед собой. – Вы энтроп, который ночью проник в лабиринт? Вы заразили Минотавра дрезденской чумой?
Голос усмехнулся:
– Дурную славу не перегнать. Только мне не нравятся глаголы, которые ты используешь. Активный залог подразумевает ответственность. Как будто я имею выбор – делать что-то или нет.
– Тогда зачем вы звоните? Если у вас нет выбора?
Энтроп посмеялся, и голос его стал теплым, как летняя заводь, и опасным, как русалки в ее глубине.
– Чего нет, того нет. – Смех резко, остро заглох, и симбионт продолжил: – С кашемира не отстирывается кровь. А это все меняет.
Я нашарил число. Уджат перевел его: тридцать восемь градусов Цельсия. Искры находились там, где было тридцать восемь градусов. Только я понятия не имел, что на вокзале могло иметь такую температуру.
– Почему вы звоните мне? Чего вы хотите?
– Я отвечу только на один вопрос. Выбирай с умом.
Я вцепился в чехол, будто без него улетел бы в космос.
– Искры у вас?
– Бинго.
Я сглотнул.
– А та женщина?
– Это следующий вопрос. Но так и быть…
Он отстранился, впуская в мою голову чужие голоса. На фоне играла какая-то игрушечная песенка, смеялись дети. Но их вдруг перекрыло – близкое, ласковое:
– Привет.
Спину окатило.
– Привет, не просто курьер, – прошелестела смотрительница.
– Здравствуйте, – вымучил я, – не сотрудница галереи.
Она посмеялась, но почти сразу закашлялась, и это был тяжелый кашель, ниже бронхов. Я не слышал его вчера.
– Ты думал обо мне? Ну, знаешь… Когда понял, что всего этого не произошло бы, если бы ты не спас меня.
Симбионт хохотнул, но где-то на фоне. В том дивном, сейчас едва реальном мире, где я думал об этом больше, чем обо всем остальном.
– Вы плохо звучите. Вам больно?
В динамике всколыхнулось, зашуршало, и симбионт, вернувшись, сказал:
– Самую малость.
Я только прикрыл глаза.
– И кстати, насчет вчерашнего. Я не дал бы ей умереть. Хотя, не спорю, твоя самоотверженность добавила красок. А теперь… ребенок, верно? Если не хочешь, чтобы я сломал ей шею и бросил трижды сложенную в мусоровоз, а ваши цацки утопил в открытом море – кое к чему, поверь, я уже приступил – кати один, без кавалерии, на Южку и садись на пригородный поезд.
– Какой? – выдавил я.
– Такой, – ответил энтроп. – На который опоздаешь, если не побежишь.