Теперь, уже будучи взрослым человеком, я отлично понимаю, что тогда со мной происходило. Мое детство прошло в семье созависимых функциональных алкоголиков (люди, имеющие алкогольную зависимость, но сохраняющие социальные функции. – Ред.). Родители были разумными, любящими и поддерживающими, но в то же время и эмоционально нестабильными людьми. Я вздрагивал, сжимался или замыкался в себе от одного только тона или громкости их голоса. Особенно если слышал «Мэттью!» вместо привычного «Мэтт» – ведь это значило, что сейчас меня начнут отчитывать. По этой же причине я стал слишком осторожным. Находясь в этой атмосфере созависимости, я начал бояться самовыражения – поскольку оно, как мне тогда казалось, провоцировало эмоциональные реакции родителей. Так зародилась мысль, что само мое существование может причинить кому-то боль.
Теперь я осознаю, что мама с папой были моими первыми моделями «внешнего мира». Их эмоциональные вспышки научили меня бояться других людей – того, что мое присутствие причинит им вред, или что они в любой момент на меня накинутся. Чтобы защититься, я научился замыкаться в себе и пропускать гневные тирады родителей мимо ушей. Таким же образом моя привычка отключать внимание позволяла мне не реагировать на людей, которые слишком много говорят. Из-за того, что мои родители быстро переключались между диаметрально противоположными эмоциями любви и гнева, я подсознательно стал отключаться, если кто-то делился чем-то сокровенным. Опыт подсказывал, что за этим непременно последуют осуждение, отвержение, чувство вины и брошенности, сопровождавшие мое детство. Оглядываясь на прошлое сейчас, я понимаю, что привычка отключаться вовсе не была проявлением безразличия. Эмоциональная непредсказуемость моих родителей привела к тому, что я просто не мог чувствовать себя в безопасности, слушая другого человека.
С возрастом ко мне пришло желание показать людям свое искреннее отношение, которое пряталось под этой скорлупой безразличия. Постепенно я начал замечать, как открыто и радушно люди реагировали на мой искренний к ним интерес. Для этого потребовались смелость, желание слушать и готовность к возможному недопониманию, которое пугало меня всю предыдущую жизнь.
После каждой попытки выслушать другого человека я в какой-то миг чувствовал облегчение. Тогда ко мне впервые пришло осознание, что сам процесс слушания может дарить расслабление, а не напряжение. Я также почувствовал, что невозможно внимательно слушать собеседника и в то же время бояться осуждения: чем больше нас увлекает сам процесс узнавания другого в его уникальности, тем комфортнее становится и тем меньше пугает открытость. Это дало возможность людям понять и принять меня. Мне предстояло прожить еще много лет, чтобы осознать все это до конца, но конкретно в тот момент это открытие меня захватило – чем внимательней я слушал людей, тем дальше отступали мои страхи.