– Хассе! – Радостно поприветствовал его Томас.
В нос ударил запах хлора, смешанный со спиртом и формалином.
– Привет, дружище. – Хаберг мазнул взглядом по каталкам, на которых в ряд располагались тела в пластиковых мешках и подошел к приятелю.
– Спасибо за кофе. – Томас снял перчатки, швырнул их в ведро и направился к раковине. – Что бы я без тебя делал.
– Я жутко заинтригован твоим чудо-трупом, поэтому мчал сюда со всех ног. – Неуклюже улыбнулся Хассе.
– Идем. – Томас взял у него стакан и повел за собой в соседнее помещение. – Его привезли на рассвете. Полицейские сказали, труп был найден на пустыре за кладбищем.
Они прошли через помещение для вскрытия, где пахло мясом разной степени разложения, гноем и, кажется, рвотой и оказались в отсеке с множеством отдельных морозильных камер.
– Это здесь. – Сделав глоток горячего кофе, улыбнулся Томас.
На крышке камеры белел ярлык с именем, указанием пола и даты поступления в учреждение. «П. Тунберг» – значилось на нем.
– Вот наш красавчик. – Сказал он, выдвигая из нужного отсека холодильника полку. Заскрежетал металл. – Громкое дело, поэтому опознали его сразу. И с причиной смерти тут все ясно, как белый день, заключение подписал мой сменщик еще четыре дня назад. – Томас указал на рану в области сердца, имевшую характерные признаки воздействия времени. – Но вот это… – Он уставился на разрезы, тянущиеся через все тело, причиненные явно посмертно и небрежно зашитые. – Никлас Йенсен выпотрошил его, как следует, и от мысли, что снова нужно будет там копаться, меня клонит в сон. Но полицейских интересует, успели ли произвести какие-то манипуляции с трупом, или он в том же состоянии, в каком покинул морг два дня назад.
Мужчину, который лежал на металлической полке камеры, доктор Хаберг уже видел прежде – и при жизни, и мертвым. Его звали Петтер Тунберг.
– А мне больше всего не нравится другое, – усмехнулся Томас, выхватывая сэндвич из пакета, принесенного Хассе, и откусывая здоровенный кусок. – Какого черта он остается теплым при отсутствии дыхания, сердцебиения и других жизненных показателей?
– Я видел его. – Выдохнул Хаберг, вглядываясь в безжизненное лицо покойника. – На столе у Йенсена.
Мужчина тридцати – тридцати пяти лет, с волевым подбородком, короткими светлыми волосами и узнаваемым кривым шрамом на челюсти.