Мэттвел не обращала внимания на настойчивый лай за дверью и противный скрип, исходящий из-под когтей, соприкасающихся с деревом.
– «Её здесь нет!» – хрипел голос внутри, походя на несмазанные петли двери. Девушка запустила пальцы в растрепавшиеся волосы, царапая ногтями кожу головы.
По ту сторону раздался лай, одновременно с тем, как Мэттвел озвучила мысли вслух.
– Её здесь нет! – тембр голоса превратился в тонкую нить, рвущуюся в некоторых местах.
Мэделин рвано выдохнула, ощутив на лице одну мокрую дорожку от скатившейся слезы. Все голоса и давление в голове прекратилось, точно по щелчку пальцев, увлекая в своё небытие и боль, протыкающую мозг спицами. Мэд вытерла влажность, разозлённо растирая щёку, кашлянула и быстро встала.
Стоило двери отвориться и в дверном проёме с оглушительным лаем появился Клинтон, виляя хвостом так, что он задевал наличники.
– Милый, – Мэделин присела на корточки, гладя крупную голову пса. – Соскучился?
Ответом послужило тихое поскуливание, следом Клинтон облизал ладонь, захватывая запястье.
– Надо убрать весь беспорядок, – Мэттвел кивнула головой в сторону разбросанных бумаг. – Затем угощу вкусненьким, идёт?
Ретривер бодро подал голос, бурей врываясь в центр комнаты, затем настороженно подходя к «творческому хаосу». Собака медленно принялась нюхать вываленное содержимое. Хвост повис, на смену игровому настрою пришло низкое порыкивание. Пёс то и дело оборачивался к хозяйке.
Девушка подняла первый лист с бывшей тетради и расположила ладонь на спине, слегка почёсывая её. – Малыш, всё в порядке.
Мэделин аккуратно сгребала мусор, выкидывая в несколько раз.
Acta est fabŭla. Представление окончено.
Мэделин точно помнит, как держала в руках проклятый клочок бумаги, чувствовала шершавую текстуру, истрёпанную временем. Точно знает, о чём думала в тот миг, разрываясь между сомнений о том, как кусок с фразой попал к ней.
Но теперь ничего этого нет, никакого следа.
Данность вызывала трепет во всём теле, будоража сознание.
Родители уже дома, вероятно, смотрят телевизор, ожидая готовности ужина. По крайней мере, так предполагала Мэд, проникнувшись вкусным ароматом вишнёвого пирога при входе в дом.
Расправившись с беспорядком, Мэттвел услышала стук в дверь.
– Можно?
– Конечно!
Артур Мэттвел вторгся в комнату оголив ряд ровных зубов. Мерцательная улыбка досталась Мэделин по наследству, чему девушка непременно рада. Смотря на отца её уголки губ всегда подпрыгивали вверх, не смея опуститься. Артур делал дочь счастливой, старался изо всех сил не покладая рук. Чайные радужки, нежно смотрящие на чадо, согревали лаской. Мэд гордится тем, что внешность получилась полным смешением черт отца и матери, этаким полноценным воплощением любви.