– Следуйте за мной, госпожа.
Как они оказались возле небольшой двери, Лэтти не помнила. Она лишь бездумно следовала за девушкой, пытаясь совладать с приступами тошноты.
– Это ваша спальня, – промямлила девушка, и тут же быстрым шагом поспешила скрыться из коридора.
В комнате горела свеча, стояла небольшая кровать, сундук и письменный стол. Также была ещё одна дверь, которая по предположению Лэтти вела в уборную.
Так как никаких четких указаний или планов на свою будущую жизнь юная графиня не получила, несчастная фантазия сама начала сочинять возможные и невозможные варианты. Девушка простояла в центре комнаты добрый час, пока потихоньку не начала успокаиваться. Мелкая дрожь, колотившая тело, сходила. На смену беспомощности, боли, страху и растерянности пришло непривычное хладнокровие и рассудительность. "Ничего ещё не произошло. Отец жив. Значит ещё есть возможность всё исправить," – говорила себе Лэтти.
Сумка с драгоценностями и панталоны с украшениями были до сих пор при ней. К счастью, никто не додумался отнять их, а это значит, что Летиссия имела при себе огромную сумму денег, которую она могла потратить на спасение отца. Чтобы он не сделал – такой смерти не заслужил. Но как же ему помочь? К кому обратиться и кому кланяться в ноги, чтобы без обмана пустить драгоценности в дело? Этого девушка не знала.
О своей личной участи юная графиня старалась не думать. «Нужно решать проблемы по мере поступления», – говорила себе она и вынимала из подъюбника сережки. Затем Лэтти освободила панталоны, уложив все содержимое в дорожную сумку. А когда, наконец, все драгоценности были аккуратно сложены, сняла с себя платье и сорочку, оставшись в исподнем.
Время шло, но в комнату никто не заходил, и девушка решила, что как бы дальше ни было, по крайней мере она поспит, чтобы уже завтра со свежей головой собраться с мыслями и обдумать план.
Присев на край кровати, держа в руках и платье и сумку, Летиссия обратила внимание на родовой перстень, который вообще-то был ей велик и явно рассчитан на мужскую руку. Впрочем, на её среднем пльце, почему-то сидел как влитой, словно мастер подгонял его лично. Алмаз на перстне игриво блестел.
– Неужели признал? – скорее констатировала она.
Несколько попыток снять перстень, а также более наглядный факт – он остался на руке, а не исчез – говорили о том, что родовой артефакт действительно счел новую хозяйку достойной. Что было удивительным, ведь привередливое украшение не признало ни отца, ни деда, ни прадеда и упрямо возвращалось в свою коробку на бархатную подушку. В ожидании нового, более достойного, по его мнению, представителя рода.