Алесь так боялся опозориться, что почти разучился говорить. Когда ему все же приходилось это делать, он удивлялся звуку собственного голоса.
"Если меня позовут сегодня на праздник, я буду им лучшим другом на всю жизнь!" – загадал он отчаянно.
Очередь на чертово колесо сокращалась. Алесь злобно зыркнул на злополучных изгоев, Пакулеву и Платонова, чтобы даже не думали подходить. Платошка все понимал и стоял в сторонке, перебирая грязными пальцами край пиджака. А вот Пакля, бедная, глупая Пакля, уже пробиралась через толпу к Алесю, сияя улыбкой, готовая ухватить его за руку и утянуть на дно.
И тут случилось чудо.
Подошла очередь кататься Валюшке и вредной Зыкиной. Работник уже проверял у них билеты. Рядом с девочками встали отличник Ленька и участник школьного ансамбля Даник Камалов.
– Нет, Камалов, – протянула Зыкина, ткнув мальчика в грудь указательным пальцем. – С тобой я кататься не буду.
– Почему? – спросил Даник с улыбкой, подняв черную бровь.
– Ты очень зло пошутил над Светой Пакулевой. Я с тобой теперь не разговариваю. В воспитательных целях.
Наверное, она имела в виду одну из нарисованных Камаловым чернильных карикатур. Уродливые человечки отмечали каждую парту, за которой он сидел. Он так шутил над всеми одноклассниками, не выделяя кого-то одного. Его картинки, безобидные и забавные, ребятам даже нравились. А Пакля на его карикатуре получилась симпатичнее, чем в жизни. С печальной улыбкой и единственной чернильной слезкой на щеке она кормила конфетами каких-то уродливых гарпий с клювами вместо ртов и змеиными хвостами.
Почему Зыкина, травившая Паклю яростнее других, решила вступиться за нее сейчас? Так или иначе, место в кабинке освободилось.
– Алеська, поехали с нами четвертым! – крикнула Валюша, помахав маленькой аккуратной ладонью.
Алеся уговаривать не пришлось. На ватных ногах, не веря в свое счастье, он присоединился к компании и плюхнулся на жесткое сидение аттракциона. Проходя мимо Камалова, он виновато улыбнулся и пожал плечами. Тот беспечно махнул рукой и отошел к киоску с мороженым.
По Данику никогда не понять было, что у него на душе. Черные цыганские глаза, твердые, как стекло, казались безразличными, только иногда на дне вспыхивали и гасли злые искры. Девчонки любили его за вьющиеся мелким бесом волосы и за то, что хорошо поет. Мальчики уважали, потому что он не боялся выйти один против нескольких, безжалостно дрался и никогда не плакал.